Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

С большим нетерпением развернул я сложенный вчетверо лист бумаги, на котором очень плохим почерком было написано это обращение. С трудом разбирая каракули Короткевича, мне все же удалось прочитать это письмо Сталина. Не обнаружив в тексте письма ничего подозрительного и поверив Короткевичу в правдивости всего им сказанного, я все же спросил:

— Когда же было написано это обращение товарища Сталина к белорусскому народу? Где оно было опубликовано? Почему мы не знаем о нем? Хотя кто его знает, у нас же нет в отряде своего радиоприемника, и мы пользуемся только теми сводками, которые нам присылают из штаба бригады, поэтому мы могли этого и не знать.

— Если уж ты не знаешь, — заявил Короткевич, — так тем более я не знаю. Я больше месяца пробыл далеко от бригады в госпитале, а там даже сводок от Совинформбюро нам никто не читал. Поэтому я ничего не знаю, что теперь делается на фронте и вообще во всем мире.

— Слушай, Михаил, давай сейчас перепечатаем это письмо товарища Сталина. Один экземпляр я оставлю у себя, второй возьми себе, а третий отдадим нашему комиссару бригады Игнатовичу. И знаешь что, нам нужно будет сейчас развернуть большую работу среди местного населения по сбору денежных средств в фонд помощи Красной Армии. Я думаю, наше население с большой теплотой откликнется на это обращение товарища Сталина. Немцы же здесь совсем обесценили наши деньги: как мы знаем, за каждую оккупационную марку населению приходится давать 10 наших рублей. А нашему государству эти 10 рублей большая подмога. Тем более наши облигации займов вообще никакой цены здесь не имеют, а государству пригодятся.

И мы с большим волнением начали печатать это письмо Сталина. Михаил мне диктовал текст, а я его печатал.

Прошло несколько дней. Напечатанное на машинке «письмо Сталина» попало в бригаду «Гроза» к секретарю подпольного райкома партии Нарчуку С. Н., который созвал райком партии, где и было принято решение развернуть большую работу по сбору средств в фонд помощи Красной Армии. Теперь партизаны, уходившие на боевые задания, обязательно брали с собой этот текст «письма» и объясняли местным жителям о той помощи, которую они должны оказать наступающей Красной Армии — нашей освободительнице. Начали поступать первые денежные взносы, которые мы отправляли в райком партии.

А в это время от Гудкова Н. П. прибыл связной, который передал приказ комбрига о том, чтобы наш отряд в ночь с 10 на 11 декабря прибыл на озеро Селява и в районе деревни Колодница принял в отряд небольшую группу парашютистов, которые должны были прилететь на самолете с Большой земли.

За несколько дней до этого ударил сильный мороз, который сковал льдом это озеро, а потом выпал небольшой снег, покрыв всю землю и озеро белым покрывалом. Оставив в нашей деревне только хозвзвод, мы отправились на выполнение этого задания. Вместо повозок взяли пару лошадей, запряженных в сани. До Колодницы и озера нам надо было проехать свыше 25 километров по проселочным дорогам, поэтому, чтобы успеть к приему парашютистов, мы тронулись из нашей деревни, как только начало смеркаться. К 23 часам мы уже были на месте предполагаемого приземления парашютистов. Ночь была лунная, но на небе кое-где были облака. Покрывший замерзшее озеро снег скрывал для летчиков в качестве ориентира это озеро, поэтому мы решили подготовить костры. На берегу рос большой сосновый лес. Наломав сухих веток, мы подготовили эти костры, но пока не зажигали их. Дело было в том, что выбранный для приземления парашютистов район был окружен несколькими гарнизонами противника. Ближайший из них, нам уже знакомый по боевым действиям при обороне Череи, гарнизон в Больших Хольневичах находился севернее Колодницы, всего в 6 километрах от места приема парашютистов. На востоке от этого места, в 9 километрах находился гарнизон в деревне Заборье, а на западе через озеро Селява в 15 километрах был большой гарнизон в Холопеничах и, наконец, на юге в 24 километрах находились большие гарнизоны на железнодорожной станции Крупки и в Бобре. В этом районе проходила также трасса полетов немецких самолетов, поэтому мы остерегались зажигать костры, боясь обнаружить наш «аэродром».

Примерно в полночь мы услышали звук приближающегося самолета. Агапоненко приказал зажечь костры. Самолет летел довольно низко и был достаточно хорошо виден с земли. Сразу же, с первого захода, с него были сброшены парашютисты. Приземлились они неудачно. Многие из них попали на опушку леса и зависли на деревьях, а один из них попал на склон крутого берега и сломал ногу. Мы подбежали к нему. Он лежал и стонал.

— Что случилось? — спросил Агапоненко.

— А, черт возьми! Этот летчик так низко летел и сбрасывал нас, что еле открылись парашюты, а мы уже оказались на земле. У меня перелом ноги выше колена. Помогите мне. Страшная боль.

— Сейчас поможем вам. Хацуков! Скорее идите сюда!

Подбежал наш новый фельдшер:

— Я здесь, товарищ командир!

— Давай оказывай помощь товарищу. Ногу он сломал.