Паруса и пушки

А вот коронованным особам, как легко догадаться, такие забавы всегда и везде сходили с рук. Портить монету придумал отнюдь не Генрих – этим грешили многие европейские короли. Вот только Англии, понятное дело, от этого было не легче. Естественно, инфляция (такого слова тогда еще не знали, но это была именно она). Естественно, цены лезут вверх, как бешеная обезьяна по пальме. Дошло до того, что по всей Англии сплошь и рядом люди просто отказывались заключать сделки и принимать платежи в «порченых» монетах, предпочитая сохранившиеся в обращении деньги «старого образца», не испохабленные примесями меди и бронзы.

Ну, а наверху… Наверху творилось, говоря вульгарно, черт знает что – не то чума, не то веселье на корабле…

Но давайте по порядку.

При всех своих недостатках Жирный Гарри был все же человеком предусмотрительным. Прекрасно зная, что болен он смертельно, Генрих заранее постарался позаботиться о будущем – в первую очередь своего десятилетнего сына Эдуарда. Сначала он провел через парламент акт, которым установил четкий порядок престолонаследования. После его смерти королем должен был стать Эдуард. А далее по списку – старшая дочь Мария и уж за ней – младшая Екатерина. А чтобы сыну жилось спокойнее, устроил, говоря современным языком, зачистку политического пространства. Не требовалось особого ума, чтобы понять: юный король непременно окажется под влиянием одной из сильных придворных группировок. Таковых имелось две, жестоко меж собой враждовавших. Одна – протестантская (Эдуарда воспитали в протестантизме). Возглавлял ее человек незаурядный, как мы убедимся позже – граф Хертфорд, лорд Сеймур, родной брат покойной королевы Джейн Сеймур, то есть, как легко догадаться, дядя будущего короля. Другая – католическая, крайне неодобрительно относившаяся к Реформации и втайне (а иногда и не особенно втайне) мечтавшая о возвращении к прежним порядкам. Они были опасны в первую очередь тем, что располагали, как говорится, «знаменем» – принцесса Мария, дочь испанки Екатерины Арагонской, была истовой католичкой. Так что будущее могло таить для Эдуарда нехорошие сюрпризы – к тому времени в истории Англии уже не раз случалось, что престол оказывался не у того, кто числился наследником в официальных бумагах, а у того, кто смог собрать больше войск… А сторонников «старой веры», то есть католицизма, в Англии было еще немало, в том числе среди людей знатных, богатых и влиятельных… Протестантизм, то есть англиканство, укоренился еще недостаточно крепко.

Генрих решил проблему в своем излюбленном стиле – попросту обвинил в государственной измене и казнил вождей католической партии и ее наиболее влиятельных деятелей. Теперь политическое пространство состояло лишь из протестантской партии графа Хертфорда. Из ее членов Генрих и создал опекунский совет, обязанный заботиться об интересах Эдуарда. Структура у него была интересная: шестнадцать человек «основной команды» и еще двенадцать – в качестве этакого вспомогательного состава, скамейки запасных, если пользоваться хоккейными терминами. В общем, как к Генриху ни относись (а относиться к нему следует плохо по примеру многих английских историков), в данном случае он себя проявил крайне предусмотрительным человеком – сделал все, что мог, в интересах сына, предусмотрев все возможные осложнения – кроме одного-единственного, не зависевшего ни от короля, ни вообще от смертных…

Сразу после смерти Генриха объявилась интересная интрига. Его завещание не содержало никаких неясностей или темных мест, кроме последнего пункта, гласившего: «Душеприказчикам короля надлежит исполнить вместо него все обещания, когда-либо им данные». Что это за обещания, члены опекунского совета понятия не имели, ни о чем подобном они прежде не слышали.

Все принялись старательно скрести в затылках, гадая, о чем же идет речь. Длилось это недолго: встал главный душеприказчик граф Хертфорд и с милой улыбкой моментально внес ясность. Оказывается, загадочный пункт означал, что королю благоугодно было присвоить ему, Хертфорду, титул герцога Сомерсета, а его брату Томасу – титул барона. И пожаловать обоих немаленькими поземельными владениями согласно странной формуле для таких случаев, «чтобы они могли достойно поддерживать свое новое звание».

Члены совета испытали натуральный шок. Никаких доказательств, кроме слов самого графа, не имелось – а Хертфорд отнюдь не был образцом благородства и чести, о чем знала каждая собака. Скорее уж наоборот. Беспринципный, амбициозный, жадный до почестей и богатства субъект.

Верить ему на слово как-то не тянуло. Члены совета, малость оправившись от шока, готовы были наговорить этому, с позволения сказать, герцогу немало теплых слов и, опять-таки пользуясь современными терминами, выразить вотум недоверия: ведь не имелось никаких доказательств, кроме слов самого Хертфорда и завещания, написанного неизвестно кем, но уж безусловно не собственноручно королем. Запахло хорошей дракой…