Паруса судьбы

− Забудьте, мой друг! Во время войны нужно беречь солдатское мясо. А она уже ударила кулаком в наши ворота. Право, если вы повремените…

− Время не ждет! − Де Уэльва протянул генералу перо и бумагу. − Со мной трое верных слуг. Вчетвером против двух дюжин сабель… Да, они сумели славно постоять за своего господина, а сего довольно.

Кальеха не спешил разгладить уголки ироничной ухмылки.

− Но если с вами что-нибудь случится, сеньор… − вице-король потупил глаза, словно боясь, что майор прочтет скрытое в них. Розовый миндаль его лакированных ногтей выстукивал по столешнице барабанную дробь, которая весьма напоминала Диего утреннюю сцену на площади с приговоренными к смерти.

− …то вам не придется отвечать, генерал. Я предпринимаю эту поездку на свой страх и риск, − голос курьера окреп, глаза блеснули решительностью и твердостью.

Герцог наморщил лоб:

− Однако, я думаю… Вы совершаете ошибку, майор, что бы вы ни думали и ни говорили. Знайте, вы ступаете на опасную почву…

Тем не менее рука взяла перо. Кальеха колебался еще секунду. Несколько нервных росчерков, и размашисто-генеральская подпись легла затейливой виньеткой на белый лист.

Верительная грамота скрылась на груди Диего. Прощально звякнули шпоры.

− Имею честь откланяться, ваша светлость. Желаю удачи.

Вице-король не повернул головы.

− Это вам понадобится удача, майор. Да еще какая…

Глава 13

Когда дверь затворилась за широкой спиной капитана и папаша Муньос остался совсем один, он издал вопль ликующего vaсero, стяжавшего приз на дьявольски трудных скачках.

− Пять тысяч чертей! Нет, сто тысяч чертей! Не сплю, не умер, жив!!! − теряя голову прыгал боком толстяк Антонио, выколачивая облачка пыли из штанов, осыпая свои окорока-бедра и задницу звонкими шлепками.

− Тррр-яя-а-хо-хооо! Теперь-то уж у меня будет всё! Ха, тысяча реалов, да я богат, лопни мое брюхо, почти король! И чист перед Богом и законом. Ну, держитесь за гривы все! Я с бухты-барахты врать не люблю! У дона Антонио будут и ботфорты, в какие можно будет сунуть королевского стрелка с ружьем и кивером; будет и сомбреро − за лигу увидишь!

Теперь-то уж ему не была страшна мамаша Сильвилла со сворой своих ругательств. Плевать, что солдаты отобрали его мулов, лошадь и фургон с фуражом. Один черт − гнилье там было. Да и лошадь − грифа своротит… Менять ее надо было, подлюгу, еще год назад, пока была прыть и не все зубы смолочены. На тысячу реалов он купит себе всё в лучшем виде. Главное − на радостях башку не разбить! Вот, влез он наконец в этой жизни на бочку. Видно его будет издалека. Палка, опять же, о двух концах. Могут и легко плюнуть, а кто изловчится, тот и струей польет.

Початок метнулся к стойке, выстрелил пробкой бутылки и в пять бульков замужичил ее до дна, крякнул ядрено и прикинул, что б сладить еще такого: неуемная душа его так и жаждала великих деяний, шири и воли. Он соскочил с унылого стула, похрустел сухарем и с удовольствием отметил:

− В таверне штиль, а под ногами качка! Но клянусь, я еще крепко стою на ногах… меня не зашибить с одной бутылки. А сердце, черт, оно просит песни! − Он шаловливо погрозил себе пальцем в зеркало. − Какая ж это старость, Антонио?! Давай лучше споем, дружище, нашу… ту, старую, а? Да так, чтоб вся округа прослезилась от смеха!

Старик бережно снял гитару со стены и погладил как любимую женщину. По струнам он шарил лихо, как вор по карманам.

Настало время признаться свету:

Я больше матери любил монету!

При ней и нищий ходит, что король,

А без нее и сам король, как ноль!

Теперь полслова скажу о роме,

Пока Сильвиллы нет в притоне.

Когда б не пил я крепкий ром,

Давно б скучал на свете том!

В пылу куража он не заметил, как в дверях появилась его монументальная вторая половина. Муньос успел с упоением, закатив глаза, вытянуть лишь две новые строки:

Я не потомок конкистадора,

Мне галерея предков не ласкала взора…

и крепчайшая затрещина смахнула его со стойки:

− Ах ты, бесстыжий индюк! Как тебя, дуроумного, земля носит! Уж лучше бы я осталась старой девой, чем иметь такого мужа-осла, как ты! Проку-то от тебя ни на сенс! С паршивой овцы − хоть шерсти клок! А с тебя, башка незаплатанная… как от хрена уши! Ты только объедаешь нас! − мамаша Сильвилла колыхнулась и пошла грудью.

− Я!.. − в отчаянии пискнул было Початок, но медный глас жены согнул его в три погибели.

− Цыц! Иначе это будет самый плохой день в твоей жизни! Наглые твои шары! Жизнь потрошит карман, Господь забыл благодатью наш дом, и ты еще где-то шландаешься! О, Иисус Мария! За что мне такая доля?! Ты, чума тебя разрази, не спешил! − ядовито зашипела Сильвилла. −Если бы наш дом горел, я бы сейчас топталась на пепелище!