Парусам нужен ветер

— Я думаю, — говорит папа. — Я вот что ещё думаю. Завтра у нас суббота — день не рабочий. Так вот, в связи с этой субботой и в связи с тем, что от вашей пальбы у многих раскалывается голова, я хочу предложить вам одну идею. Идея небольшая — всего со спичечный коробок. Вы слушаете меня или чёртиков делаете?

— Мы слушаем и немножко делаем, — отвечает Толик.

— Ну так вот. Завтра, на самом раннем рассвете, мы едем к Неве. У Эрмитажа садимся на теплоход и с борта теплохода будем любоваться нашим Ленинградом. Представляете?! Вашим восхищённым взорам предстанет величественная панорама Зимнего дворца, Университетской набережной и Академии художеств со сфинксами у воды. Мне припоминается, что в одну из сухопутных наших прогулок мистер Толя залез на сфинкса. Мало того, что он оседлал скульптуру, он чуть не шлёпнулся с каменного изваяния в Неву. Было такое? — Папа посмотрел на Тольку.

Я кивнул головой вместо Тольки, потому что я тогда тоже залезал на сфинкса.

— Ну так вот, завтра это не повторится. Завтра мы с воды, собственными глазами увидим золочёный купол Исаакия, в то время как сам собор будет утопать в зелени. А также мы увидим «Медный всадник» — детище известного вам скульптора… — Папа замолчал и посмотрел на нас.

— Фальконе, — зевая, сказал Толик. Он так сказал, будто этот самый Фальконе — какой-нибудь старенький пенсионер и живёт в одном доме с Толькой. Будто Толька ему даже однажды помог из ящика вытащить газету.

— Правильно! — сказал папа. — Толя, значит, ты одобряешь моё предложение?

— Одобряю. Только вот у теплохода будет идти дым? Я хочу чтоб из трубы дым шёл.

— При чём тут дым?! — крикнул я.

— Тихо, Вовка! Человек хочет, чтобы у теплохода из трубы шёл дым. — Папа подмигнул Тольке и добавил: — Я думаю, мы уговорим теплоход немного подымить специально для нас. Хорошо?

— Тогда хорошо, — улыбнулся Толик.

И вот мы на Неве. Идём по набережной Кутузова. И столько кругом народу! Все нарядные и ходят туда-сюда. А у девчонок на голове такие большущие яркие банты. Ветер дёргает их за банты, и девчонки кричат: «Ой!..» — и хватают их руками, чтобы они не улетели, потому что без бантов некрасиво.

И на Неве ветер. Он взбулькивает волны, и они хлопаются об гранит. А солнце светит и зажигает всё золотое на ограде Летнего сада. И наш теплоход, прямо как по заказу Толика, пускает дым. Он пускает дым и чуть-чуть трясётся, оттого что работает.

— Давайте быстрее! — закричал Толик. — А то он без нас уплывёт! — и так припустил, что я и папа чуть не потеряли его. Толька хоть и тощий, а бегает — будьте здоровы.

Мы успели. И пока теплоход не отплыл, мы стали выбирать место, откуда нам смотреть. Мы с Толькой и вниз спустились — там ещё такие мягкие сиденья. И вдруг Толик меня чего-то зовёт. Я подошёл к нему. Он открыл железную дверь, и мы увидели теплоходную машину. Там никого не было. Мы спустились по ступенькам вниз и подошли к машине. В ней что-то чухало: чух-чух-чух.

— Во как чухает, — сказал я Тольке.

— Это она работает.

— Ну, а дальше что будет? — услышали мы.

Рядом с нами стоял дядька в синем рабочем костюме. У него были закатаны рукава, и он всё время вытирал мягкой тряпочкой свои жёлтые руки.

— Вы кто? — спросил я дядьку.

— Я механик, а вы кто?

— А мы…

— А мы…

Тут открылась дверь, и мы увидели моего папу.

— Теплоход отошёл, а я бегаю, как гончая, и повсюду разыскиваю вас! — закричал он.

— Неужели мы уже плывём?! — удивился Толик.

— Уже вышли на фарватер Невы, — сказал механик.

— А вы покажите нам винт, который гребёт, — сказал вдруг Толька.

— Винт находится за кормой теплохода. Сейчас его увидеть нельзя. А вот вал, на котором сидит гребной винт, можно увидеть. Пойдёмте со мной.

— Это любопытно, — сказал папа, и мы все пошли по железному полу за механиком.

Мы увидели вал, круглый и толстый, как столб. Он крутился совсем не быстро. А за железной стенкой шипела и хрипела вода. Там грёб винт.

— А вот это уже по моей части! — Папа очень обрадовался, когда увидел чёрный пластмассовый ящичек. Я догадался, что это не просто ящичек, а прибор.

Спереди у него — выпуклое стекло, за стеклом дрожала стрелка. Кончик у стрелки был острый, как птичий клюв. Клюв показывал на цифры.

— Как вы думаете, что это такое? — Папа постучал ногтем по ящичку.

— Это? Прибор! — вперёд меня ответил Толька.

— Правильно, мистер Толя! От прибора, смотрите, идёт провод. Давайте, друзья, проследим: куда же это он направился?

Проводов было много, поэтому мы шли и руками держались за наш, чтобы не спутать его с другими.

— Вот! Вот куда он приходит! — Толька схватился за какую-то железную трубку.

— Нашли! Нашли «карман», — папа погладил рукой трубку.

— Карман?! — удивился я. — А что в него кладут?

— Да. Так называется эта штукенция. В него не кладут, а вставляют датчик, или, точнее, «термометр сопротивления».

Я думал, что карманы бывают только у брюк и пальто, а оказывается, ещё и на кораблях. Да ещё из железа!

— Ясненько, — продолжал папа. — Наш датчик следит за температурой подшипника: чтобы он, дорогой, не перегрелся, не расплавился.

— А где же этот подшипник? — спросил Толик.