Пасадена

Под неярким рождественским солнцем машина переехала Мост самоубийц. Стадион «Розовая чаша» притих в ожидании футбольных болельщиков, к которым Блэквуд себя никогда не причислял. Других машин на мосту не было, над ним висело зимнее, гладкое, как простыня, небо; не было никого заметно и внизу, в старом русле реки. Город казался Блэквуду совсем пустым, и это ощущение его радовало как верный знак перемен: этот мир твой, приходи забирай. Утро было ясное, бодрящее запахом сосны и кедра, и Блэквуд ехал вперед под звуки радио, по которому передавали то рождественскую проповедь, то последние новости с фронтов, где все так же падали бомбы, а молодые мальчишки жевали обернутый в фольгу шоколад, положенный им по рациону, и лакомились ярко-рыжими апельсинами. «Их везут к ним прямо из великого штата Калифорния!» — бодро читал диктор.

Но вот Блэквуд притормозил у ворот ранчо Пасадена. Он чуть толкнул их, и створки распахнулись легко — так же, как вчера. Он двинулся по объездной дорожке, и так же, как вчера, прием пропал и радио замолчало. Он и не думал возвращаться сюда, а все же приехал, двигался сейчас мимо огромной лужайки в целых одиннадцать акров — об этом ему на прощание сказала миссис Ней — и осторожно вел машину между колоннами портика.

Но сегодня — не так, как вчера, — Блэквуд не стал заходить в дом. Сегодня он поехал дальше по дорожке, которая, спустившись с холма, перешла в грунтовку и потянулась между тесными рядами заброшенных апельсиновых деревьев с мертвыми плодами, так и не снятыми с ветвей. У подножия холма Блэквуд остановился рядом с хозяйственными постройками — амбарами, сараями, длинным деревенским домом, укрывшимся в тени перечного дерева. Нельзя сказать, чтобы эти строения совсем разрушились, но на них была явная печать запустения; пыль припорошила окна, а из-под фундаментов пробивался клевер. Под деревом стоял потемневший от времени деревянный стол со скамейкой, перевернутая стальная бочка, изъеденная ржавчиной, высилась кучка серого пепла и древесного угля. Постройки и сам дом приютились в дальнем углу апельсиновой рощи, и если прищурить глаза, то деревья, все в оранжево-черных плодах, казались отсюда празднично украшенной рождественской аллеей, от которой приходят в восторг ребятишки. Правда, в этом году обошлись без лишних украшений — так требовало постановление городской администрации.

В душе Блэквуд оправдывал свое вторжение тем, что не будет даже думать о покупке, пока все как следует не осмотрит и не разузнает. Он вышел из машины, пошел дальше, вглубь рощи, и вскоре заметил, что почти треть деревьев стоят голые, без листьев, стволы их обгрызли мыши, а корни вылезают из земли, точно руки покойника из могилы. Остальная роща буйно, неухоженно разрослась так, что зеленые плети ветвей доставали до самой земли. Оросительные каналы пересохли и стали мелкими ручейками, повсюду небрежно валялись деревянные ящики с поблекшими надписями; «Ранчо Пасадена. Лучшее с юга». Чем-то они походили на ловушки для лобстеров, и Блэквуду опять вспомнилась девушка-рыбачка.

Ветер шелестел словно покрытыми воском листьями деревьев, вдали хлопотливо стучал дятел; больше не было слышно ни звука, Блэквуд был совершенно один. По узкой тропинке он уходил все дальше в рощу, и деревья все ближе подступали к нему. Блэквуд никогда не думал, что в саду можно заблудиться; в любом месте он без труда находил дорогу, так что подобные пустяки ему и в голову не приходили. Тем более что сад этот, несмотря на былое изобилие, вовсе не был таким уж огромным. Блэквуд прикинул, что сад не намного больше, чем среднее по размеру ранчо какого-нибудь деревенского джентльмена, остановился, прислушался и различил не только звуки природы: издалека, не очень пока понятно, откуда именно, доносился шум машин. Этот звук технического прогресса, знак развития, был приятен Блэквуду. Он не раз пожалел о том, что у него не хватило ума с самого начала ввязаться в дорожное строительство. Давным-давно кто-то сказал ему: «Вести дорогу — с этим бизнесом ничто не может сравниться». Но почему-то, неожиданно для самого себя, Блэквуд остался глух к этому прозрачному намеку.