Паша

Стас открыл дверь и потерял дар речи. Чёртов ниггер был привязан к столбу руками, он сидел на коленях и наклонил голову и туловище вниз, под ним растекалась небольшая лужа крови. А на столе, на котором они играли в карты и занимались всякой ерундой,  лежала – "Мать твою!" – пронеслось у него в голове, – лежала девушка. Подойдя ближе, он понял, кто это, это та девушка, которую описывал Слава, по словам его брата! Стас увидел, что её лицо в крови, она так же была без сознания, и на её оголённых белых ногах он увидел кровавые отпечатки пальцев. Её руки были связаны так же, как и раздвинутые ноги по углам стола.

Стас прикрыл рот ладонью, его глаза наполнились яростью, он выскочил из ангара и бросился прямиком к этим пидорам. Первый удар пришёлся ногой Славе в лицо, второй удар кулаком Артёма, да такой силы, что вылетело пару зубов. Витя к тому времени уже не сидел среди них, а стоял, и когда Стас направился к нему, для того чтобы нанести очередной удар, то тот с лёгкостью отразил атаку, перекинув его через себя. Стас упал на спину, травмат, что лежал за поясом, отбил один из позвонков. Стас застонал, но, увидев приближающегося Витю, поднял его и направил в его сторону. Тот замахнулся ногой и выбил оружие из его руки. Второй удар ногой пришёлся Стасу в пах, отчего ему показалось, что лучше умереть, чем чувствовать такую боль. Согнувшись и корчась от боли, он застонал.

Витя подошёл к нему и, взяв за грудки, наклонился и прошептал ему на ухо.

– Ты знаешь, что мы повязаны как единое целое, так что думай, как нам решить ситуацию! Ты ведь у нас сын полицейского!

Больница

– Пашааа! – раздался крик Сайнары

Он очнулся в луже крови, кисти он не чувствовал, так как руки были связаны очень крепко, передавив сухожилия. Глаза были залиты кровью. Лишь её голос, он слышал лишь его. Поначалу где-то далеко, затем всё ближе. Он попытался прокричать в ответ, но губы лишь безмолвно шевелились, находясь в чём-то вязком и липком. Во рту был металлический вкус, а крики то утихали, то возрастали вновь. Он попытался открыть глаза вновь, но всё было будто в пелене.

– Сайнара, – медленно прохрипел он. – Сайнара.

Затем дикий смех вокруг. "Кто здесь? –  подумал он, – где же я? Сайнара! – хрипло произнёс он вновь.

Сайнара больше не произносила его имя, она лишь рыдала.

Евгений стоял рядом с Пашей, когда тот начал вновь дёргаться, лёжа на больничной койке. Он подскочил и принялся удерживать его руки. После того как он взялся за его руки, Паша замотал головой.

– Тише, сынок, тише! – прошептал Евгений. – Уже всё позади.

Паша, не открывая глаз, начал шевелить губами, произнося неразборчивые слова. Евгений наклонился для того, чтобы прислушаться.

– Сайнара! – расслышал он хриплый голос сына. – Сайнара!

У Евгения накатились слёзы. С момента, когда ему сообщили о произошедшем, он позволял себе прослезиться лишь в моменты, когда никого не было рядом. Вот и сейчас в палате находились лишь они двое. Евгения без труда пропустили к нему и разрешили присутствовать на постоянной основе, для этого он просто договорился напрямую с заведующим отделением, а именно о продлении нахождения Паши в отдельной палате и возможностью находиться рядом.

После того как он позвонил Паше, а в итоге нарвался на сотрудника полиции, жизнь будто перевернулась. Первым делом, положив трубку, он сел на стул на кухне и молчал минуты три, пока все вокруг вопросительно смотрели на него. Не ответив ни слова, он пошёл в прихожую и начал одевать обувь.

– Не молчи! Что произошло? Папа! – произносили поочерёдно Кристина и Кирилл. Лишь Валерия молчала, она всё поняла, она просто стояла со слезами на глазах.

Когда Евгений уже собрался выйти из квартиры, то путь ему преградила Кристина.

– Я тебя не выпущу, пока ты не расскажешь!

– Дочуль, пока что нечего рассказывать! Я ничего не знаю! – будто прошипел он.

– Так, ты никуда не пойдёшь! Без нас никуда! Мы семья, и едем все вместе! – в слезах она произнесла это, будто захлёбываясь.

Евгений обернулся, глаза были воспалены и произнёс:

– Тогда поехали!

Ехали они молча, Евгений не смог произнести ни слова, он боялся что-либо сказать, потому что мог не сдержаться, и вместе со словами вырвалось бы всё: отчаяние и злость, рыдание и слёзы. То, что он не хотел показывать, слабость, которой не должно быть, которую нельзя давать детям, ведь иначе всё, что он им дал, всё, чему он их учил, превратится в прах. В какой-то момент Валерия взяла его за руку, и от её тепла стало немного легче.

Подъехав к городской больнице, о которой сказал полицейский во время их разговора, все сидевшие в автомобиле окончательно поняли, что произошло. Они все молча вышли из автомобиля и направились следом за ним, за тем, кто в данный момент думал, что просто не выдержат коленные чашечки, и он рухнет у входа в больницу, за тем, кто испытывал неимоверный страх перед тем, как узнать правду.