Пашка из Медвежьего лога

-- Видишь ли, Пашка, эти лесные цари не очень-то любят свежее мясо, предпочитают протухшее, вот он и накрыл свою добычу мусором, чтобы быстрее приготовить себе лакомство. Если зайчонка поймает, и того сразу не съест: под мох его, подождет день-два, потом лакомится... Стали мы с Василием Николаевичем отгадывать, из-за чего медведи поссорились. Осматриваем все вокруг. Видим, рядом с холмиком молодая лиственница стоит со сломанной вершиной, а на стволе следы когтей большого медведя и медвежонка. Тут мы догадались, в чем дело. Видно, самец увидел медвежонка, тот -- на лиственницу, он -- за ним, но до вершины, куда забрался медвежонок, ему не добраться -- тяжел. Тогда он перегрыз ее, и вершина упала на землю вместе с медвежонком. Но тут на помощь подоспела мать. Они и схватились.

-- Разве медведь ест своих медвежат? -- удивляется Пашка.

-- Выходит, ест. Старый медведь -- самый страшный враг медвежат. Этот злой, всеядный хищник не щадит ни своих, ни чужих зверят -- всех под себя подминает, Зря ему приписывают добродушие. Несмотря на то, что он с виду неуклюжий, косолапый, этот зверь в схватке самый сильный, ловкий и быстрый. Ну вот, дальше мы с Василием Николаевичем решили освежевать медведицу, взять шкуру на поршни и немного мяса для собак. Стали переворачивать тушу, а из-под нее медвежонок -- как фыркнет на нас, лапой норовит ударить. Мы его поймали, завернули в телогрейку. Успокоился. Ободрали медведицу, отрубили от туши задок и думаем: что же делать с медвежонком? Отпустить -- сегодня же его слопает медведь; взять с собой -- лишняя забота, да и зачем он нам? Василий Николаевич говорит: "Давай подальше от этого места отвезем и выпустим". На том и решили. Посадили медвежонка в кожаную суму и поехали дальше. В полдень приезжаем в подразделение Макаровой, а выпустить-то медвежонка по дороге забыли. Я и говорю Макаровой: "Нахлебника привезли, принимайте". Все в подразделении обрадовались, дескать, будет с кем потешаться, и оставили медвежонка у себя, Он быстро освоился. Еще бы! Ведь в тайге надо искать пищу, ловить, копать, выслеживать, а тут готовое в рот кладут, и сахар, и ягоды, и сгущенное молоко, купают и даже играют с ним -- не житье, а масленица! Избаловался, разжирел. А когда подрос, все пришлось в лагере прятать от него. Что ни найдет -- все утащит, изорвет, спрячет. Пороли его за шкоду -- не помогало. За все проделки расплачивалась Макарова. Он же, хитрец, всегда к ней ласкался и ее слушался.

И вот пришла осень. Что делать с медведем? Решили оставить в тайге. Шуба на нем была теплая, и жира накопил на даровых харчах. Но не тут-то было: не идет из лагеря, привык к людскому шуму, а в лесу тишина пугает его, да и одиночество, видно, не радует. Ничего не могли придумать. Привезли в поселок. Перезимовал он, к людям еще больше привязался, а весной опять взяли в тайгу, Но держать его в лагере уже нельзя было -- шкодил на каждом шагу. Тогда и решили бросить Потапа. Уводили за несколько километров, обманывали, бросали, но, что ни делали, отвязаться от него не могли. А недавно Макарова нам сообщила, что напоила его спиртом. Вот уж он, говорит, побуянил, поревел, погрозился и, наконец, мертвецки уснул. А тем временем отряд снялся и ушел.

-- Что же с ним случилось дальше? -- с нетерпением спрашивает Пашка.

-- Сам видишь: живет тут в Кедровом ключе, и, кажется, ему не так уж плохо...

А Потап шарит по стоянке, что-то ищет и иногда косит на нас малюсенькие барсучьи глазки.

Он сильно вырос с тех пор, как я видел его последний раз, Теперь это настоящий взрослый медведь -- лесной царь, косолапый, лобастый. Даже во взгляде хотя и сохранилась еще прежняя доверчивость, но уже появилась подозрительность и что-то настороженное. Пройдет еще немного времени, к нему вернется все звериное, присущее медведю, он станет хозяином Кедрового ключа...

Между тем Пашка достал горсть сухарей. Потап по шороху вмиг догадывается, что у того в руках, бросается к парнишке, хватает пастью сухари, и они хрустят на его острых зубах. Пашка хохочет. Гурьяныч все еще озабоченно наблюдает за внуком и зверем. А Пашка вдруг бросает остатки сухарей, подбегает к Гурьянычу, обхватывает его за шею руками;

-- Дедушка, дедушка, разреши мне остаться с Потапом в лесу?!

-- Что ты, голубчик, опомнись, что с тобой. -- Старик ласково прижимает к себе внука и гладит его своею заскорузлой ладонью. -- Кто же с медведем в лесу живет?

-- Я буду жить с ним. Помнишь, я читал тебе про мальчика Маугли? Он был царем джунглей!

Гурьяныч говорит строго:

-- Оставь свои фокусы. Я вот бабушке расскажу, Она тебя никогда больше в тайгу не пустит.

У Пашки вянут глаза, Нижняя губа обиженно выпячивается.

-- Лучше за водой сходи, непослушник. Позавтракаем, и надо в путь торопиться. Вишь, с юга тучи идут.

-- А как же Потап? -- волнуется Пашка.

-- Не твоя забота! Медведь есть медведь! Бери чайник -- и айда.

Пашка награждает меня и деда недобрым взглядом, будто и я в чем-то виноват. Оглядываясь, уходит по мокрой глянцевитой траве, пахнущей ночным дождем.