Пасхальный парад

За два дня Говард с виноватым видом вывез из квартиры все свои пожитки. Лишь однажды, когда с перекладины в стенном шкафу сорвалась тяжелая галстучная гроздь, произошла сцена, причем настолько ужасная, настолько отвратительная — она упала на колени и, обнимая его ноги, умоляла, умоляла его остаться, — что Эмили постаралась как можно скорее выкинуть это из головы.

В мире происходили вещи пострашнее, чем одиночество. В этом она убеждала себя каждое утро во время давно отработанных сборов, и на протяжении медленно тянущегося рабочего дня в своей рекламной конторе, и вечерами, когда надо было как-то дотянуть до сна.

В телефонном справочнике Манхэттена она не нашла домашнего телефона Майкла Хогана, равно как и телефонов его фирмы по связям с общественностью. Он часто говорил о желании вернуться в Техас, откуда он был родом; что ж, вероятно, он осуществил свое желание.

Тед Бэнкс в справочнике был, и адрес не изменился, но когда она ему позвонила, он долго и явно емущаясь стал ей объяснять, что он женат и что она прекрасный человек.

Предпринимались и другие попытки — в ее жизни всегда было много мужчин, — но все они окончились ничем.

Абонент «Фландерс, Джон» в справочнике отсутствовал; правда, обнаружился «Фландерс, Дж.» на Вест-Энд-авеню, но когда она набрала указанный номер, Фландерс оказался женщиной.

Целый год она находила сладчайшую боль — почти наслаждение — в том, что взирает на мир с безразличием. «Поглядите на меня, — мысленно взывала она ко всем в середине тяжелого дня. — Поглядите: я выжила, я сдюжила, я не потеряла контроль над ситуацией».

Но бывали дни похуже, и один такой день, особенно скверный, случился незадолго до ее сорок восьмого дня рождения. Она отвезла готовый рекламный проспект вместе с макетом заказчику для одобрения, вернулась в офис, и только в кабинете Ханны Болдуин до нее дошло, что она забыла все материалы в такси.

— О боже! — Ханна с криком откинулась в кресле, поехавшем назад. Впечатление было такое, что ее подстрелили. Затем она снова подкатила к рабочему столу и, поставив на него локти, принялась теребить свои тщательно уложенные волосы. — Может, ты шутишь? Это был оригинал. Одобренный клиентом. С его подписью…

Глядя на нее, Эмили только сейчас поняла, что Ханна ей, в сущности, никогда не нравилась, но знала она и то, что, скорее всего, это унижение она переживает в последний раз.

— Полное, законченное разгильдяйство, — продолжала начальница. — Даже ребенок справился бы с этим поручением. Ты в своем репертуаре, Эмили. И ты не можешь сказать, что я тебя не предупреждала. Я давала тебе столько шансов. Я поддерживала тебя, поддерживала годами, но всему есть предел.

— Я тоже должна тебе кое-что сказать, Ханна. — Эмили была горда тем, что она почти не дрожала, ни она сама, ни ее голос. — Я слишком долго проработала здесь, чтобы быть уволенной. Я подаю сегодня же заявление об уходе по собственному желанию.

Ханна оставила в покое свои растрепавшиеся волосы и впервые посмотрела ей в глаза:

— Эмили, ты хуже ребенка. Неужели ты не поняла, что я пытаюсь оказать тебе услугу? Если ты уйдешь по собственному желанию, то не получишь ни гроша. Если же я тебя уволю, то ты можешь рассчитывать на пособие по безработице. Ты даже этого не знаешь? Ты что, вчера на свет родилась?

Глава 3