Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

Мадемуазель Моура произвела на Пуаро не меньшее впечатление, чем мадемуазель Руселль, хотя она была явной ей противоположностью. Не столь величественной, да и много моложе — лет на десять, если не больше. Живое, все еще очаровательное личико — можно было представить себе, как хороша она была в молодости! Взгляд острый и проницательный — от нее мало что укроется, — но при этом доброжелательный. Она явно готова на дружеское участие, но без излишней сентиментальности. «Да, — сказал себе Пуаро, — неординарная женщина».

— Я — Эркюль Пуаро, мадемуазель.

— Добро пожаловать. Я вас ждала.

— Значит, вы получили мое письмо?

— Нет. Оно, должно быть, залежалось на почте Такое у нас случается. Зато я получила другое письмо.

— От Селии Равенскрофт?

— Опять не угадали. От ее друга, Десмонда Бартон-Кокса. Он предупредил меня о вашем приезде.

— А, понятно. Толковый молодой человек и, судя по всему, времени терять не любит. Он очень настаивал на том, чтобы я как можно скорее повидался с вами.

— Очевидно, у них с Селией возникли какие-то проблемы. Что-то, что требует безотлагательного решения Видимо, они надеются на вашу помощь?

— Да, и еще на то, что мне поможете вы.

— Они хотят пожениться.

— Да, но им чинят всяческие препятствия.

— Мамаша Десмонда? Он дал мне это понять.

— В жизни Селии, точнее, в ее прошлом, имеются некоторые обстоятельства, которые очень смущают миссис Бартон-Кокс.

— А… Вы о той трагедии…

— Именно. Миссис Бартон-Кокс даже попросила крестную мать Селии выведать у нее подробности гибели родителей.

— Совершенно бессмысленно, — сказала мадемуазель Моура, показывая на стул. — Садитесь, пожалуйста. Селия ничего не смогла бы сказать своей крестной — это миссис Ариадна Оливер, писательница, не так ли? Селия и сама ничего не знает.

— Ее не было дома в тот момент, и никто ей ничего не рассказывал. Верно?

— Ну да. Зачем было травмировать девочку.

— Так. А сами вы как полагаете — это было разумное решение?

— Трудно сказать. Я до сих пор не знаю, что было бы лучше. По-моему, Селию все это не слишком волновало. Я имею в виду, причины. Она восприняла их смерть, как несчастный случай — ну как автомобильную или авиакатастрофу. То есть нечто от человека не зависящее. Она ведь редко бывала дома и не знала, что там на самом деле происходит. Она училась в пансионе за границей.

— Я полагаю, это был ваш пансион, мадемуазель Моура.

— Совершенно верно. Я совсем недавно ушла на покой. А директором назначила одну из коллег. А тогда Равенскрофты обратились ко мне с просьбой найти хорошую школу, где Селия могла бы завершить образование, и я порекомендовала им несколько учебных заведений. В Швейцарию многие присылают своих детей. Потом я решила забрать ее к себе.

— И Селия ни о чем вас не спрашивала, не пыталась ничего разузнать?

— Нет. Она же уехала до трагедии.

— О-о. Извините, я не очень хорошо вас понял.

— Селия приехала сюда за несколько недель до того несчастья. Вообще-то она училась в английской школе, но родители вдруг решили отправить ее в Швейцарию. Ну а я так и осталась в доме генерала и леди Равенскрофт. Уже в качестве ее компаньонки.

— Леди Равенскрофт была не совсем здорова, как я понял?

— Да. Но ничего серьезного. Во всяком случае, ее опасения не оправдались. Но она столько перенесла… нервное напряжение, шок, она была в постоянной тревоге.

— И вы остались с ней?

— Да, но моя сестра, которая жила здесь, в Лозанне, встретила Селию и устроила ее в пансионат, а где-то через три или четыре недели вернулась и я.

— Значит, вы были в «Доме у обрыва», когда это случилось.

— Да, была. Вечером. Генерал и леди Равенскрофт отправились на обычную прогулку. И не вернулись. Их нашли мертвыми… Револьвер лежал тут же, рядом с ними. Это был револьвер генерала. Мистер Равенскрофт хранил его в ящике стала, в кабинете. Узнать, кто из них держал револьвер последним, было невозможно. Понимаете, отпечатки были смазаны, хотя имелись и те, и другие. Естественно, все подумали, что это двойное самоубийство.

— И у вас не было причины сомневаться в этом?

— Насколько мне известно, полиция таких причин не нашла.

— Да-да, — сказал Пуаро.

— Простите?

— Ничего. Ничего. Просто мне пришла в голову одна мысль, — сказал Пуаро, не сводя глаз со своей собеседницы.

Каштановые волосы, почти не тронутые сединой, плотно сжатые губы, спокойные серые глаза. Эта женщина отлично умеет справляться со своими чувствами.

— Значит, вам больше нечего мне сказать?

— Боюсь, что так. Столько лет прошло.

— Однако вы помните то время довольно хорошо.

— Разве можно забыть такое…

— Значит, вы решили, что Селии незачем знать о том, что привело к этой трагедии?

— Но мне и самой больше ничего не известно.

— Вы ведь жили в «Доме у обрыва» довольно долго до того, как произошло несчастье?

— Да ведь я была гувернанткой Селии, а после того, как ее отослали в школу, приехала помогать леди Равенскрофт.

— Сестра леди Равенскрофт тоже жила там в то время?