Пастораль

Теперь Сирота твердо знал, кому принадлежал этот голос, но это было ему совершенно безразлично. Никакого смятения чувств. Штора над открытой форточкой вздулась и опала. Сирота заснул и спал, не просыпаясь, восемь часов. А проснувшись, отметил, что птичий щебет, досаждавший ему с момента первой встречи с дядей-волком и ставший невыносимым по дороге из Тверии в Иерусалим, пропал.

«Жизнь прекрасна!» — сказал себе Марк Сирота угрюмо и поник головой. Под ложечкой сосало, к горлу поднималась тошнота.

— Рюмочку коньяка! — подозвал он стюардессу.

— Скоро пойдем на посадку. Не положено, — улыбнулась она, выставив напоказ ухоженные зубы. — Я могу принести конфет.

— Мятных, — потребовал Сирота. И добавил: — Много. Очень много.

— Я принесу сколько положено, а вы возьмите сколько хотите, — ответила американская барышня с безукоризненной улыбкой. — Мы не считаем конфеты. И пристегните, пожалуйста, ремень.