Боря напрягся, сделал вдох. Горячий дым тут же проник в глотку, перекрыл дыхание, из глаз брызнули слезы. Боря закашлялся, окурок выпал изо рта, он нагнулся, чтобы его поднять, но тут же получил пинок. Схватив одной рукой шапку и крепко держа в другой портфель, Боря начал на четвереньках выбираться из толпы. Пинки сыпались со всех сторон, кто-то охаживал его сумкой, кто-то пытался размазать по лицу комок грязи.
— Гад ползучий! Еврей-евреич! Немчура недобитая…
Под градом пинков Боря добрался до изгороди, перелез через нее и бросился бежать, то и дело оглядываясь, нет ли погони. Погони не было. На всякий случай он пробежал еще полквартала, повернул за угол и остановился под козырьком бывшей аптеки. Сердце колотилось, он тяжело дышал, но от мысли, что шапку и портфель удалось спасти, стал успокаиваться. Отдышавшись, Боря стянул с себя пальто, отряхнул его, надел снова. Потом повалял в снегу шапку, почистил ее рукавом и натянул на голову. Чуть постояв, он огляделся по сторонам, поднял портфель и не спеша побрел домой.
Перекладины врезались в бока и в спину, Боря ерзал по раскладушке, но заснуть не мог.
— Катька, а Катька?
Сестра не отзывалась.
— Катька, проснись, шоколадку дам.
— Чего будишь? — пропищал тонкий голосок. — Сейчас маму позову.
— Катька, мне шоколадку подарили. С орехами. Тебе такая не снилась.
— Дай откусить.
— Не, давай меняться. Я тебе всю отдам, даже не откушу. Честное слово.
— А ты у меня что возьмешь, фантики?
— На лешего мне твои фантики. Смотри, у нас как получается. Ты наполовину русская и я наполовину русский. Я тебе шоколадку отдам, а ты мне — свою половинку. Тебе все равно, а я русским буду. Ну что, меняемся?
— Все равно обманешь, дай лучше откусить.
13. Прокурор нации