Пастухи фараона

— Вот именно, друг твоего детства. Во время войны он кое-что делал для армии и флота, а после попал в наш город и пытался по личными связям устроиться на сверхсекретное военное предприятие. Но мы установили, что его жена — дочь литовского буржуазного националиста, находящегося на спецпоселении, и сестра врага народа, расстрелянного в сентябре сорок первого. Мы, конечно, к секретной работе его не допустили, но согласились дать ему место директора в несекретном учреждении — Палате мер и весов. Однако твой товарищ по указке шпионских центров превратил эту захудалую контору в солидное научное учреждение. Под видом ученых он принял на работу бывшего троцкиста, члена семьи врага народа, а также лицо, побывавшее в плену. Одновременно он стал приглашать в Институт метрологии крупнейших ученых, работающих на сверхсекретных объектах. Смекаешь, что получается: с одной стороны, шайка предателей и шпионов, с другой — носители государственных секретов. А связующее звено — твой друг Борис!

Мы, конечно, тоже не сидим сложа руки, но он так плотно окружил себя преданными людьми, что до сих пор… Так вот, твоя задача состоит в том, чтобы под видом старого друга проникнуть в его дом и, самое главное, — на его семинары и подробнейшим образом все записывать и передавать нам.

— Я? Я ничего в науке не понимаю, и вообще…

— Ну, понимаешь — не понимаешь — это неважно, у нас разберутся. А что касается «вообще», то мы тебя, понятно, выпустим и в институт устроим — ты ведь в Ленинграде закончил два курса юрфака? Товарищу же своему скажешь так: воевал, был ранен, три года валялся по госпиталям, теперь учусь в университете.

К «случайной» встрече с Борисом Вульфика готовили тщательно. Потом, когда она состоялась, начались посещения его дома и тех дурацких семинаров, на которых Вульфик сидел истуканом и ничего не понимал. Потом начались занятия на юрфаке и редкие свидания с Зоей. Потом в местной газете появилась статья «Осиное гнездо на Лысой горке», в которой говорилось о директоре научного института, собравшего под своим крылом шпионов-вредителей. Потом была команда прекратить посещения Бориного дома и мучительное ожидание того, что за ненужностью его снова отправят в лагерь. Потом была смерть Сталина, оттепель и новые документы, вручая которые, Алексей Денисович дружески жал ему руку.

— Поезжай, Вульфик, в Москву, к своей Зое. Устраивайся, живи, как все. И не думай, что эта свистопляска с оттепелью надолго. Конечно, сейчас нас, чекистов, модно ругать, но мы с тобой еще понадобимся. Обязательно понадобимся. Без нас никак нельзя!

И вот понадобился.

Владимир Иванович рассказал о том, что «с самого верха» вышла директива усилить борьбу с экономическими преступлениями, что в Верховном Совете уже готовятся указы о введении смертной казни за хищение, взяточничество и нарушения правил валютных операций. Подробно объяснил его, Вульфика, задачу:

— Экономические дела — они особые, там без экспертной оценки нельзя. Вот мы и решили, что вы с вашим опытом и знаниями с этими делами разберетесь.

И Вульфик разбирался, от души разбирался, так разбирался, что и следователям порой работы не оставлял. Один раз, правда, оплошал, приписал по делу Савелия Шустера лишний ноль. Прокурор высшей меры потребовал. На суде, однако, адвокат сложил дважды два, и нолик этот выплыл. Конфуз получился, пришлось приговор переписывать, расстрел на пятнадцать лет менять. Владимир Иванович сильно рассердился, кричал, ногами топал. Вульфик оправдывался, как мог: «Работа все силы отнимает, да и на дорогу час уходит. Вечерами совсем не соображаю».

— Ладно, — отошел Владимир Иванович, — в экспертизу начальство тебя больше не хочет, а вот на другую работу устроиться я тебе помогу.

Недели через две пришло приглашение. И не откуда-нибудь, а из универмага «Москва», и не от кого-нибудь, а от самой директрисы Марии Федоровны Коршиловой, слава о которой гремела по всей Москве.

В назначенный день Вульфик трижды прошелся бритвой по щекам и подбородку, щедро смочил их одеколоном «Шипр», надел белую рубашку, синий пиджак и галстук в горошек. В приемную Коршиловой явился минута в минуту.

Вошел и обомлел. Кабинет был обставлен павловской мебелью, хозяйка его, одетая в густо-оранжевое трикотажное платье, стояла возле письменного стола, держа в одной руке золотую трубку телефона, другой поглаживая воротник из горностая, который обвивал ее шею. «Царица, — мелькнуло в голове, — честное слово, царица!»

Мария Федоровна, меж тем, положила трубку, указала Вульфику на стул и открыла свой золотозубый рот.

— Вот вы какой, товарищ Хмельницкий! Так, так. Ну что ж, мне вас рекомендовали как прекрасного юриста, специалиста по трикотажному производству и человека, умеющего держать язык за зубами. Значит, будем работать. Но учтите, задача наша не из легких. Посмотрите, где мы находимся? На Ленинском проспекте. Тут и Президиум Академии наук, и всякие институты — атомные, военные и прочие. У нас одних генералов, академиков и медицинских светил больше, чем в любой части Москвы. Вот их-то мы и должны обслуживать! Улавливаете?