– Сдается мне, нас попросту подманивают, – сообщил Ланц, подобравшись к нему, на сей раз – ползком. – Не стоит ли возвратиться и закончить с этой дудкой?
– Повторю, нам неизвестно, как все пройдет, – отозвался Курт, пытаясь всмотреться из-под ладони, ограждая глаза от воды и снега. – Знаешь, что, случается, вытворяют подобные личности, когда уничтожают принадлежащие им артефакты?
– И что же, о великий знаток тайн? Просвети меня.
– Всякое. – Курт опрокинулся на спину, дозаряжая арбалет по максимуму – на все четыре снаряда. – Бывает, тихо-мирно покидают наш грешный мир навеки, а бывает, что начинается такое, после чего бегать под стрелами и искать драки – это последнее, на что у тебя останутся силы… Это
– Уверен, что там простые смертные?
Курт пожал плечами, снова перевернувшись на локти и осторожно приподнявшись.
– В сравнении с Крысоловом, я так чувствую, сейчас всякий – лишь простой смертный. Прикрой.
Последняя перебежка была короткой – теперь он успел уловить движение впереди, прежде чем упасть снова в грязь; мимо просвистели навстречу друг другу два болта – один вонзился всего на вытянутой руке от него, другой умчался к оголенным октябрем деревьям впереди, и сквозь плеск дождя о землю донесся сдавленный вскрик.
– И верно, простые смертные, – заметил удовлетворенно Ланц, перезаряжаясь и подползая ближе. – Не сгнил я еще на сидячей службе…
– Сгниешь на лежачей, если дальше так пойдет, – откликнулся Курт разозленно, обернувшись назад, где у втоптанных в землю костей Крысолова остался Бруно; сослуживец повторил его взгляд, посерьезнев.
– Вообще оставлять Хоффмайера одного… – проговорил Ланц неуверенно. – А если они нас не
– Дитрих… – начал он; Ланц нахмурился.
– Все понимаю, – оборвал он строго. – Но ты не можешь быть всюду, для того с тобой и направился я, для того, абориген, и нужны помощники.
– Какой он, к Богу, помощник – так, одно прозвание; шлепнут придурка в первую же минуту… – пробормотал Курт уныло, смерив взглядом расстояние до почти не различимой уже за снежной сыпью стены деревьев, обернулся на подопечного и решительно кивнул: – Нет, все верно. Ты прав. И еще неизвестно, где сейчас будет опаснее… Бруно!
От тщательно убиваемой в себе тревоги окрик вышел недобрым, но на то, чтобы заботиться о соблюдении норм учтивого тона, сейчас нервов уже не хватало; почти невидимый за пеленой дождя и снега, тот приподнялся, и Курт повысил голос:
– Ползком – сюда. Живо!
– Ты ж сказал…
– Живо! – рявкнул он зло, и Ланц невесело усмехнулся, понимающе хлопнув его по плечу, явно намереваясь сказать нечто в утешение или, напротив, в насмешку, но лишь снова выругался, когда Курт откатился в сторону и в землю между ними, взбрызгивая темную грязь, впился очередной болт.
– Боюсь, буду прав, – заметил сослуживец уже без улыбки, – если скажу, что целят преимущественно в тебя.
– Надеешься, вас пожалеют? – буркнул Курт, привставая. – Судя по частоте стрелков было двое, благодарствуя тебе – уже один; оружие однозарядное… Встал; бегом!
Бруно подчинился не сразу, промедлив на месте долгие два мгновения; добежав, неуклюже шлепнулся рядом, вцепившись пальцами в траву и щурясь от ветра и снега.
– Придется вспомнить все, чего успел нахвататься, – сообщил Курт хмуро. – Я остаюсь здесь, вы с Дитрихом – перебежкой к лесу; задача – навязать ближняк. До зарезу нужен живой – хоть один. Но наизнанку не выворачивайся, это пожелание главным образом не к тебе относится… Оружие держи наготове. Смотри за спину – себе и напарнику. И…
– Справлюсь, – оборвал Бруно. – У меня выбора нет.
– Стой. – Курт перехватил подопечного за локоть, не давая подняться, и, сдвинувшись чуть в сторону, всмотрелся в тусклую пелену впереди, раздраженно поджимая губы на бьющий в лицо острый снежный горох; выждав с полминуты, привстал, напрягшись каждым нервом, и на сей раз едва не упустил момент, когда надо было вновь упасть, пропуская короткую стрелу над собой.
– Что творишь!.. – прошипел Ланц; он отмахнулся и вскинул арбалет, припав на одно колено и готовясь выстрелить в первое же, что шевельнется в пределах этой гнусной видимости.