Пастырь добрый

Чуть слышимый, все еще неуверенный смешок, прокатившийся по маленькому темному зальчику, был хорошим знаком, и он продолжил в том же тоне, стараясь не упустить на миг возникшее полудоверие:

– Главное в том, что магистрату я потом ничего объяснять не обязан: тайна следствия Конгрегации, и – выкуси. Как доказал и что нашел – мое дело.

– Хорошо пристроился, – разомкнул, наконец, губы Шерц. – Прям весь в малине.

– Завидно? Давай к нам. Сделаем из тебя пыточный инструмент, будем подсаживать в камеры к малефикам; через час любой запросится на признание. Шерц, мать твою, я вонь твоих портков отсюда чую!

От немудрености и тупости произнесенной шутки стало тошнотворно самому, и, слушая уже откровенный смех, Курт едва не перекривился, припоминая, как когда-то сам покатывался над подобными же безыскусными плодами местного юмора. «Cor dolet, quum scio ut nunc sum atque ut fui»[34]

… Но как же до омерзения легко вспоминается все это…

– Если б не твоя побрякушка, Бекер… – с невнятной угрозой отозвался тот, не договорив, однако, и уставясь в сторону.

– Да хорош заливать, – с добродушной насмешкой осадил его кто-то, – ты, разве, пузом можешь задавить, а этих, я слышал, учат от десятка вояк враз отбиваться. Правда это?

– Правда, – не дрогнув лицом, соврал Курт, покривив душой лишь самую малость – «отбиваться» учили от пятерых, много – шестерых, ибо, вопреки распространенному мнению, большего количества бойцов в круг подле одного человека попросту не вместится. Кроме того, учили не отбиваться, а бить, однако на этом он тоже внимания заострять не стал.

– Вот где настоящие мужчины, – проворковала дева с недостачей зубов, и одарить ее ответной улыбкой стоило таких усилий, что от напряжения едва не свело челюсть.

– Руки прочь, – настойчиво порекомендовала девица от двери, выглядящая, к удивлению, несколько свежее и имеющая в наличии все прелести, включая полный набор зубов, поразительно чистых. – У тебя вечер забит по самые уши. Майстер инквизитор, допросите меня наедине?

– Ты поосторожней с ним, – заметил Кранц с кривой ухмылкой. – Его бабы кончают на костре.

– Ой, правда? – без особенного испуга уточнила та, и Курт кивнул:

– Правда. Пылкая была штучка… Хотя, я сильно сомневаюсь, что она кончила.

Благодатная тема, подумал он, растягивая в усмешке губы под хохот вокруг. Веселить местных обитателей подобными шуточками несложно, кроме того – нужно, исподволь приучая их к мысли о том, что вот тут, среди них, сидит такой же, свой, с которым можно запросто; вот только какая-то висюлька болтается на шее, но во всем прочем он ничем от них не отличается…

– Недавно тут, – кивнув через плечо на девицу, уже без враждебности истолковал Кранц ее неведение относительно недавних событий, что объяснило также и ее сравнительную опрятность в облике по сопоставлению с прочими.

– Новенькая… – прежним приветливым голосом произнес Курт, пытаясь определить, подошло ли время задать интересующий его вопрос, столь логично укладывающийся в продолжение темы, и осторожно уточнил: – И частенько залетают свежие пташки в эти места?

– Интересуешься девицами?

– Да. Одной из них.

Зародившийся было в тесном зальчике беззаботный гомон утих, и Бюшель, со скрипом опершись на свою стойку, тяжело, шумно вздохнул:

– Стало быть, к делу; так, Бекер?

– Я ж сказал, зачем пришел, – ответил Курт с таким же вздохом, всем своим видом говоря о том, как он доволен просто побыть здесь, среди валяющихся на полу отбросов и кислой вони, однако же – долг зовет… – Ты спрашивал, что я надеюсь тут выловить? Так вот, я надеялся разыскать одну милашку – блондинка, низкорослая, щуплая, вчерашний вечер провела с Финком. Тоже – новенькая. Помнит ее кто-нибудь?

– Я эту сучку помню! – с готовностью отозвалась чистоплотная девица, в мгновение ока пересев к его столу – Курт едва успел заметить, как она оказалась напротив; оценив столь явную готовность к сотрудничеству очередной благосклонной улыбкой, он кивнул:

– Ясно. И чем эта дщерь Евина заслужила такое порицание из уст… Тебя как зовут?

– Мария, – томно отозвалась та, и Курт улыбнулся еще шире:

– М-м, какое непорочное имя…

– Только сама я – страшная грешница, – без каких-либо признаков смущения потупила глаза та, тут же снова подняв взгляд к гостю. – А эта проб…дь – сучка, потому что дрянь редкая.

Логика неколебимая, мысленно усмехнулся Курт, а вслух уточнил:

– Стало быть, ты ее видела. Так?

– Да все ее видели, – вмешался Кранц, потихоньку придвигая свой табурет поближе к грешнице. – Мария с ней поцапалась, вот теперь и бесится… Хотя, конечно, девка была та еще – с норовом. Только вчера тут было, я тебе скажу, весело, и чтоб ее обламывать, ни у кого настроения не было; мы так подумали – если останется, сама поймет, что тут к чему, а если нет…