Это так не кушается! Сказала тебе – ешь с хлебом сейчас же! С хлебом ешь! Мы во время войны за кусочек хлеба пальто меняли, так кушать хотели, а у тебя всё есть! Всё абсолютно!
Тогда Аделаида пыталась идти на компромисс:
– А можно я съем хлеб, который надо съесть, отдельно без ничего, а котлету – отдельно, тоже без ничего?
Ей иногда разрешали. Тогда она, давясь сухой коркой и запивая её, лелеяла в душе мысль о том, как сейчас, сейчас она будет кусать котлету мелкими кусочками, сосать их как карамельки и наслаждаться…
Бабуля с дедулей тоже заставляли есть хлеб, но обычно разрешали есть его и отдельно. Они вообще очень многое разрешали. Например, делать из курьего яйца клоуна. Для этого надо было в яйце сделать иголочкой две дырки и выбить оттуда содержимое. Потом разрисовать скорлупу акварельными красками и на маковку приклеить колпак в виде фунтика из цветной бумаги. Щёки у клоуна получались как две красные вишни. Мама в яйце делать дырки не разрешала. Она говорила, что не для того работает, чтоб покупать яйца и выбрасывать их. Поэтому, когда бабуля с дедулей приезжали, чтоб увезти её к себе, Аделаида поспешно, но очень гордо втискивалась на заднее сиденье горбатого «Запорожца». Она окидывала двор быстрым взглядом, чтоб посмотреть, не видит ли её кто из соседей. Заметив в глубине двора сидящую на крыльце Кощейку, она одаривала её царственным взглядом Клеопатры, въезжающей в Рим. Потом, правда, милостиво сделав ей «ручкой», приветливо улыбалась.
Она, Аделаида, ехала не куда-нибудь халам-балам, а в Большой Город! Где бабуля с дедулей не будут заставлять её есть хлеб с картошкой, где не надо вставать в детский сад рано утром, и где нет слюнявого Сёмы, которого она просто обязана любить!
– Ты старшая! Ты уже большая! Ты должна ему уступать! Ты должна его защищать! Ты должна за ним смотреть! Ты должна за ним доедать! Ты должна его любить! – После рождения Сёмы оказалось, что Аделаида столько всего «должна», что, пожалуй, за всю жизнь не расплатится. Казалось, что её вообще теперь держат в семье потому, что она «должна», а с должников, как известно, спрос особый. И тут же:
Ой! Как Сёмочка хорошо и много покакал! И такие красивые какашечки!
«Какашечки»! Да если б они знали, как умеет она!
Дедушка с бабушкой жили в маленькой квартирке на первом этаже огромного трёхэтажного дома прямо на горе. Соседи очень странно назывались «жильцами», а в полуподвале старого здания жили настоящие курды. Дворник с дворничихой. На ней всегда была ярко-зелёная плюшевая юбка в густую оборочку, на голове цветастый платок, из-под которого вывешивались и побрякивали при ходьбе две огромные, чуть ли не до плеч, металлические серьги. У дворника была большая метла на толстой палке, он носил коричневый кожаный фартук от шеи и до колен и запирал на ночь огромные чугунные ворота двора на замок.
Аделаида больше всего на свете любила входить в квартиру, где всегда жили и будут жить её бабуля с дедулей. Где, как только переступаешь порог, сразу пахнет лимоном, печеньем и ещё чем-то непонятным и замечательным. Это то ли запах отдушенного лавандой постельного белья из шкафа, то ли просто бабулей и дедулей пахнет. Они и вся их одежда тоже так пахнут. Аделаида до щекотки в животе любила эти две каменные ступеньки вниз и коричневую облупленную дверь с решётками на небольших квадратных окошечках, ведущую в уют и тепло. Ей почему-то всегда казалось, что она находилась где-то очень далеко и вот теперь, наконец, вернулась домой, где можно разложить все свои пожитки, отдохнуть и спрятаться от всех, даже от Кощейки.
Маленький чёрно-белый телевизор, покрытый бордовой бархоткой, две кровати рядом и в трёх шагах диван. Телевизор такой смешной! Когда его выключают, то изображение сперва собирается в точечку на середине экрана, а только потом исчезает. Трельяж со складными зеркалами и за стеклом внизу с оч-ч-чень интересными фарфоровыми танцовщицами и пастушком, любимая драгоценная шкатулка, безумно красивая, вся отделанная ракушками и морской галькой с надписью прописными буквами «Сочи».