Пасынок империи

— Еще бы, Артур. Еще бы! Кстати, у Ройтмана есть книга «Жесткая психокоррекция», где случай твоего отца подробно описан. Без имени естественно: «тессианский террорист А.» Но Анри Вальдо уникален, не перепутаешь. Система морали у него была не только инсталлирована, а очень жестко инсталлирована. Особенно в том, что касается прав собственности. Ему можно и сейчас под честное слово дать миллиард гео. И до Центра было можно. Махдийцы давали и ни разу не пожалели. Хотя лучше бы они этого не делали.

— Деньги шли на вооружение повстанцев?

— Естественно. Ройтман восхищается в своей книге тем фактом, что Анри ни копейки в карман не положил. И с остальными нормали морали у него все в порядке, и локус контроля интернальный, как у тебя, но все перечеркивало убеждение, что цель оправдывает средства. И со способностями твоего отца, с его умом, талантом, харизмой это привело к тому, к чему привело. Так что баги надо отлавливать, чем раньше, тем лучше и исправлять обязательно. Даже мелкие, как в твоем случае. Ничего страшного, но исправить надо.

— Я понял, — сказал я. — Я не бегаю.

— Ну, вот и хорошо. Так, Артур, еще один момент. Психокоррекция — безусловно не наказание. Наказывать человека за ошибки в системе морали или даже ее отсутствие, бессмысленно: это не его вина. Хотя в самом процессе психокоррекции много тяжелых моментов. Тяжелых для пациента, что воспринимается как наказание. Но цель совершенно другая. Вовсе не тебя помучить. Просто лекарство горькое и в данном случае другим быть не может. По ряду причин. Но… в книге Ройтмана есть замечательный раздел: «Психокоррекция и справедливость». Я начал говорить на эту тему. Представления о справедливости требуют, чтобы в системе Психологических Центров присутствовали элементы наказания. Я их минимизировал, но не считаю правильным убирать совсем.

И не только потому, что народ не поймет. Мы должны подтягивать народ до себя, а не повторять его заблуждения. Но, к сожалению, мы не можем прогнать всех граждан Кратоса через систему Психологических Центров. После Страдина, надо бы, но бюджет не выдержит. А потому у большинства населения локус контроля остается экстернальным. И мораль, если есть, имеет внешний характер: следуй моральным нормам, иначе будет плохо. Например, попадешь в Центр, что очень неприятно. А значит, это и должно быть неприятно. Конечно, тогда человек для нас средство для наставления других, но иного пути пока нет. Тяжелые моменты присутствуют даже в ОПЦ. Артур, ты контрольный браслет воспринимаешь как наказание?

— В какой-то степени.

— Хорошо. Ничего ужаснее не будет. Но у меня большая просьба. Если Старицын говорит: «Нужно сделать вот это». Ты делаешь, приятно тебе или нет. Для других страдаешь. Договорились?

Я кивнул.

— Ну, все, — подытожил император. — Без пятнадцати шесть. Иди за сумкой и вызывай такси. Поужинаешь в Центре.

Психологический центр

У кабинета Старицына я был на пятнадцать минут раньше времени. Сел на знакомый диван, поставил сумку на пол.

Сердце бешено колотилось. Я успокаивал себя: ну, пара мелких багов, ничего страшного, но исправить надо. Из-за чего вообще мандраж?

Олег Яковлевич появился в конце коридора где-то минут через пять.

— Добрый вечер, Артур.

Я встал навстречу.

— Добрый вечер, Олег Яковлевич. Ничего, что я раньше?

— Ничего.

Подошел к кабинету. Открыл.

— Заходите. Сумку пока поставьте. Садитесь к столу. Как ваши экзамены?

Я сел. За спиной щелкнул дверной замок.

— Экзамены отлично, — сказал я. — Я психокоррекцию сдал.

— О! Ну, у меня еще не было такого подкованного пациента. Теперь будут практические занятия. Руку дайте, пожалуйста. Левую. Ладонью вверх.

Вот так! Вообще без предисловий.

Я подчинился. Он достал из ящика стола свой стандартный набор: короткую булавку с маленьким шариком на конце, упакованную в пластиковый пакетик, резиновые перчатки и дезинфицирующее средство.

— Сейчас может быть немного больно.

Игла вошла в вену.

Я поморщился. Действительно больнее, чем в первый раз.

— Это стационарная антенна, — объяснил он. — Ставим на несколько дней. Руку можно сгибать — никуда не денется. Только не резко. И можно мыться в душе.

— Артур, теперь правую. Также.

— Зачем?

— Совсем безболезненная процедура.

Он достал еще один пластиковый пакетик с маленькой белой капсулой внутри. Вынул капсулу, и я смог прочитать на ней красную надпись очень мелкими буквами: «Артур Вальдо».

Коснулся концом капсулы вены на моей руке. Я действительно ничего не почувствовал, но на месте касания осталась маленькая красная точка. Инъектор!

— Что вы мне ввели?

— Артур, все хорошо, — сказал Старицын. — Берите сумку, пойдемте.

Я вспомнил, что у меня написано первым пунктом в плане психокоррекции, и меня словно обдало холодным душем, стало трудно дышать, похолодели кончики пальцев, и защемило сердце.

— Артур не бледнейте, — улыбнулся Олег Яковлевич, — повода нет. Это коррекционный препарат. Ваш, персональный. Вы его не почувствуете. Он медленно действует. Все, что сейчас с вами происходит, — исключительно следствие вашего восприятия. Он так не работает. Успокойтесь.