Весь остаток вечера и половину ночи меня не было — я летал. Маленькая аристократка права, есть в этой музыке нечто, чего нет у нас — то, что наши предки неблагоразумно потеряли во времена Третьей мировой, объявив крестовый поход существовавшему тогда миропорядку.
Этой музыке больше четырех сотен лет. Да, клавиши звучали, как помесь органа и пианино; гитары… Тоже отставали в развитии; но вот вокалист понятия не имел, что они такие старые — его голос слышался так, будто они играют рядом, в соседнем клубе, в соседней комнате.
Несмотря на архаичность звучания, музыка, которую рождала группа, не ведала о своём возрасте. Она была вне времени, вне пространства. Я лежал и слушал, как из глубины веков доносятся октавы, ноты и слова, рвущие душу на части точно также, как рвали души людей столетия назад. Музыку вечности.
You'll see the line
The line that's drawn between the good and the bad
See the blind man shooting at the world
Bullets flying taking toll
If you've been bad,
Lord I bet you have
And you've been hit by flying lead
You'd better close your eyes and bow your head
And wait for the ricochet
Утром меня растолкала мать, огорошив спросонья:
— К тебе пришли. Девушка.
Сердце сжалось от проснувшейся на мгновение надежды. Она нашла меня?
И тут же опало. Это оказалась Эмма. Всего лишь Эмма.
— Чего тебе? — недовольно потянулся я.
— Ты говорил, чтобы я зашла, — бодро ответила Шпалаа, входя и демонстративно разуваясь.
— Эмм, не сейчас. Давай в другой раз?
Я обернулся и поплёлся в свою комнату в надежде, что там можно спастись. Какой я наивный!
— А когда? Ты обещал!
— Так, я пошла к донье Татьяне, — засобиралась вдруг резко мать.
— Мам, Эмма уже уходит, не надо!
— Мне самой лучше знать, что мне надо! — отрезала та. — Пока-пока!
Ну-ну, и мама меня бросила. Предала, оставила наедине с этой длинной горгульей.
И что теперь делать? Вышвырнуть её? Совесть не позволяет. Всё же она не сдала меня тогда у Витковского. Пускай, не от любви ко мне, по собственным мотивам, но ведь не сдала же!
Я присел на пол у кровати, кивнул ей на кресло перед домашним терминалом. Она протянула мне планшетку и села, поджав ноги. И невольно напомнила мне этим Бэль.
— Эмма, я не в настроении. Честно. Будешь приставать — вышвырну.
— Я сделала всё, как ты просил, — проигнорировала она угрозу. — Перебрала все фамилии золотой сотни, и ещё несколько десятков из второй сотни.
— И что? — я развернул планшетку и попытался сосредоточиться на том, что там написано.
— Такой девушки нет. Блондинос больше пяти десятков, но так, чтобы совпадало всё — нет ни одной.
Приехали.
— Может, тебе показалось и её на самом деле не существует? — В глазах Долорес читалась уверенность в этих словах. Дескать, Шимановский, кончай колотить понты и колись. Я в ответ громко рассмеялся.
— Эмма, я вчера провёл с ней весь день. Незабываемый день! — я прикрыл глаза, вспоминая свою аристократку. То, как пахнут её волосы, как плавно она двигается, когда танцует… — И она, правда, аристократка.
Эмма продолжала скептически кривиться.
— Ты не поверишь, кого мы только вчера не видели! — решил убедить её я. Наверное, для того, чтобы самому не разувериться, что это действительно было. — Даже инфанту.
— Инфанту? — в глазах Эммы замелькали искры интереса. Я кивнул.
— Она стояла в метре от меня. И Сильвию. Дочь Октавио Феррейра…
И я вкратце поведал ей историю вчерашней неудачи. Всю, в подробностях.
Почему рассказал ей это — не знаю. Накипело. Эмма — не лучший собеседник, но на тот момент у меня не было никакого. Хуан Карлос… Хороший парень, но он не годится в духовники. По той простой причине, что мы не друзья. Да, мы товарищи, но не друзья, и я никогда не доверю ему самое сокровенное.
А Эмма? Пожалуй, тут сработал тот же закон, что и с Бэль. Она не сделает мне плохо просто потому, что ей это не надо.
— Они уехали. Я же развернулся и убежал. Вот и всё.
Я закончил. Эмма задумчиво молчала. Долго молчала, несколько минут. Затем выдавила:
— Так не бывает.
— Бывает, Эмм, бывает. И после этого ты со своими глупостями? Пожалуйста, пожалей меня, не доставай. Я только что потерял девушку — не до тебя сейчас.
— И что ты собираешься теперь делать? — словно не услышала она.
— А что я могу?
— Как что? Искать её!
Я рассмеялся.
— Зачем? Господи, Эмма, как же ты не понимаешь, я не смогу смотреть ей в глаза после этого!
— Но ты же ни в чём не виноват.
— Не виноват?! — я вспылил, закричав во весь голос. — А если бы она не была аристократкой? Если бы сзади не ехали её охранники? Что было бы тогда?