После полуночи Жит растолкал Ратиша, и парень отправился во двор сменить охранявшего ранее коней Бажена. Не успел румяный паренек, зевающий с риском вывихнуть челюсть, улечься на отведенном ему в уголке месте, как со двора раздался протяжный, переливчатый свист.
– А? Что? – вскочил Жит, подслеповато озираясь.
– Идем поглядим, – поднялся Годимир.
– Чего глядеть? – сразу насупился старый слуга. – Мало ли кому что в голову… Э! Ты что делаешь?
Бытковец молча подхватил меч все еще мирно спящего пана Тишило. Что тратить силы попусту, убеждать человека, который заранее твоих доводов слушать не хочет?
– Эй! Стой, погоди! – возглас Жита догнал Годимира уже на лестнице, но рыцарь и не подумал обернуться или остановиться. Пробежал наискось через обеденный зал. Толкнул дверь.
Летняя ночь дохнула в лицо прохладой и свежестью, душистым ароматом подсушенного сена и острым запахом навоза от большой кучи около коновязи.
Плотные облака скрывали луну, погружая постройки, ближний лес, лужок и огороженную леваду позади корчмы во мрак. В темноте встревоженно фыркали кони, топали копытами.
Кто же свистел? Кому не спится в ночь глухую? Некстати пришедшая на ум скабрезная присказка рассмешила Годимира, и он прыснул в кулак. Вот вечно так – ни к селу, ни к городу…
От коновязи долетел слабый вскрик.
Это еще что?
Метнулась черным сгустком тень, плотнее окружающего ее мрака. За ней вторая. Потом третья.
– Кто там? – Рыцарь выхватил меч, бережно опустив ножны у порога.
Тишина. Только сопят напуганные кони.
И вдруг – звук удара!
Сдавленный стон.
Годимир более не мешкал. От дверей корчмы до коновязи каких-то два десятка шагов. А может, и полтора… Кто их считал?
У крайнего столба рыцарь перецепился через что-то и упал.
Упал прямо на слабо шевелящегося человека. Ну, точно человека. Вот край гамбезона, вот пояс с пустыми ножнами от корда…
Ратиш?
– Ты чего? – шепнул словенец, но оруженосец лишь застонал в ответ.
За окном корчмы, внутри, мелькнул красноватый отсвет. Должно быть, кто-то зажег плошку с жиром или лучину.
Выставив острие меча перед собой на уровне живота, Годимир сделал шаг, другой…
Внезапное движение воздуха – что-то сродни дуновению ветерка, но откуда в такую тихую ночь? – заставило его отпрянуть. Вот поэтому шип просвистевшего рядом с его головой кистеня лишь оцарапал щеку. В ответ рыцарь ткнул мечом.
– Курва-мать! – выкрикнул с неожиданно визгливыми нотками незнакомый голос.
Раз ругается, значит живой.
Годимир замахнулся, намереваясь в этот раз распластать невидимого врага напополам.
– Э-гэ-гэй!!! – на крыльцо, если позволительно так назвать полторы ступеньки пред входом в корчму, выскочил пан Конская Голова. – Что там?
Рядом с ним появился Ходась, высоко поднявший факел над головой. Борода его сверкала и искрилась, как хорошо разогретая полоса железа в кузнечном горне.
Длинные блики, протянувшиеся через подворье, высветили бородатое, перекошенное от ярости лицо, мерцающий полукруг раскрученной цепочки, коротки толстые пальцы на блестящей рукояти.
А потом справа от противника Годимира выросли из мрака неясные очертания человека в лохмотьях. Неуловимое движение. Разбойник охнул, припал на одно колено. Еще взмах. Корявый кол с сухим треском врезался в лохматую голову чуть повыше уха.
– Стой! Ты что? – озадаченно выкрикнул рыцарь.
Ответа не последовало. Бродяга, а перемотанная тряпкой голова представляла лучше герба на суркотте, согнулся и нырнул под жердь, к которой крепились конские чембуры. Каких-то полтора-два шага отошел, а растворился во мраке, словно его и не было.
Сзади, громко топоча сапогами, подбегали пан Тишило, зевающий Бажен, Ходась и Дямид. Последний с толстой жердиной, подхваченной, скорее всего, из кучи у плетня – должно быть, Андрух приготовил новый сарай покрыть.
– Что? Что случилось?
Ходась подсветил факелом, и бело-красный рыцарь крякнул:
– Вот так – так! Ты что ли его?
– Нет, – тряхнул головой Годимир. – Не я…
– Жаль… А это что? Ратиш? Так ведь?
Оруженосец лежал лицом к облачному небу, раскинув руки. Черный мазок на виске и пустые ножны корда на поясе. Это через него и споткнулся рыцарь.
– Его-то кто? – охнул Ходась.
Скорым шагом приблизились Жит, Олешек и Андрух. Слуга полещуцкого рыцаря сразу бросился к Ратише. Пощупал живчик на шее, склонился щекой к носу.
– Живой. Слава тебе, Господи!
Тем временем пан Тишило перевернул сапогом разбойника. Откинул в сторону кистень:
– Ух, волчара… Похоже, насмерть его приложили.
– Не Ярош ли, Бирюк? – Ходась опустил факел пониже.
– Не, не Ярош, – ляпнул Годимир и тут же пожалел.
– Ты откуда его знаешь? – прищурился пан Конская Голова.
– Видели. В колодке, – пришел на выручку сообразительный Олешек. – Когда по тракту ехали.
– А! Так кто же его все-таки?
– А леший его знает! – честно ответил словенец. – Выскочил из тьмы, во тьме и скрылся…
– Ишь ты!
– Похожий он… – Годимир замялся, а потом решил – будь что будет. – Похожий он на того бродягу, что в корчме про Пархима-горшечника толковал.
– Вот как!