Торопов.
Здравствуйте, товарищи подшефники! Что скажете хорошего?Гирко.
Мало скажем хорошего.Буровой.
Короче говоря, матери его чёрт, о двух головах вы, товарищи, я вижу…Торопов
Буровой
Гирко.
Много на вас надеемся, товарищ Блех.Блех
Гирко.
Мы ругаться приехали.Буровой.
Жизни вы не видите, товарищи. Через полтора месяца начинать пахать. Ждем стальных коней. А вы каких нам коней присылаете?Блех
Торопов.
Нет, просто громко говорят, — степняки.Буровой.
Короче говоря, я расскажу, как мы на ваш трактор мужика посадили…Гирко.
В прошлый год, как раз в страстную субботу.Буровой.
Степь электричеством осветили, выехали запахивать колхозное поле. Мужики, бабы, ребята бросили заутреню стоять, прибежали. Светло, как днем.Гирко.
Перед всем кулачеством нас лицом в грязь бросили.Торопов.
Исправим, исправим, все ошибки исправим.Буровой.
Его исправлять не стоит. Для наших степей эта машина — немощь.Гирко.
У нас протяжение — триста верст, степь. Он и половину не пройдет.Буровой.
А где я в степи воду найду? Вот это главное.Блех
Буровой.
Во! В самую точку, гражданин.Гирко.
На что мы тогда большевики, если к весенней пахоте не будет у нас трактора!Буровой.
Чтоб на нем гулять, как хочешь.Гирко.
Нам степь приказывала — без реконструкции шефного завода назад не вертаться.Торопов.
Пойдемте, товарищи, поговорим… Конрад Карлович, отложите обед на полчасика.Блех
Рудольф.
А я тут при чем?Анни.
Вы, слушайте, совершенно непереносимый человек. Подменили вас — не понимаю… Фу!Рудольф.
Но как же быть, Анни? Биология моя протестует. Я — несуществующая личность. Человек-аноним. Я даже рюмки водки не смогу проглотить…Анни.
Иногда кажется — вы просто сумасшедший.Рудольф.
Очень тонкое наблюдение… Я сам начал задумываться над этим. Сумасшедший аноним, — какой же я для вас кавалер, Анни?Анни.
Ну, едем же! Надоело… Боже мой, вы влюблены, что ли, в кого?Рудольф.
У меня больше нет сердца, у меня нет желудка. Сегодня запрещено дышать и мыслить. А Блех требует еще головоломных чертежей.Блех.
Зейдель, вы примитесь за них сегодня же ночью.Рудольф.
Я достаточно ясно высказал мое отношение к патенту сто девятнадцатому.Блех.
Вот что, господин… Вы — не советский, вы подданный страны, где есть порядочный суд и законы, охраняющие право собственности. Если ваши новые друзья посоветуют вам не выполнять нашего договора, вы будете посажены в тюрьму.Рудольф.
Так.Блех.
Понятно?Анни.
Боже, до чего вы злы! Омерзительная жизнь! Ну, и чёрт с вами! Еду одна.Блех.
Надеюсь, вы будете благоразумны?Рудольф.
Посмотрим…Рудольф.
Анни…Анни.
Меня двадцать пять лет зовут Анни.Рудольф.
Хорошо быть собакой — с волчьим лбом и преданным сердцем. Я бы носил за вами плетку. И собачья душа оставалась бы верна, несмотря на побои… Как бы это было элегантно — гулять с овчаркой, Анни!Анни.
Вы — дурак!Рудольф.
Был. И, кажется, весь выгорел. Бесплодно при этом.Анни.
Наконец-то в вас появляется острота, — то, что должно нравиться женщине… Едем! Мы повеселимся… странная, Рудольф, правда, правда?..ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ