Читаем Патер Бракель полностью

Полковник и его сопровождающие вошли в игорный зал. Офицеры вскочили и вытянулись в струнку. Полковник подошел к патеру:

- Разрешите представиться, ваше преподобие, Диль!

- Бракель, господин полковник, очень приятно!

- Извините за беспокойство. ваше преподобие. Я слышал, вы здесь постоянный гость?

- Ваши офицеры очень любезны и часто меня приглашают, господин полковник.

- Ваше преподобие, я прошу вас, как и всех присутствующих господ, о происшедшем здесь сегодня вечером хранить самое строгое молчание.

- Мне как-то очень неловко, --сказал патер, когда полковник покинул зал. - Очень все это неприятно.

- Но, ваше преподобие, - воскликнул юный Дистельберг, - вы-то какое отношение имеете к этому делу?

- Вы досадным образом оказались свидетелем фатального события, ваше преподобие, - сказал один из офицеров.

- Я тоже так думаю, - согласился патер.

- Но ведь не по своей же вине, ваше преподобие.

Прежде чем подняться в свою комнату, патер разбудил старую Генриетту и попросил ее принести ему в библиотеку бутылку бургундского урожая 1907 года.

С того вечера он стал избегать казино. Пришли двое офицеров, пытались уговорить его; патер остался непоколебимым. Во избежание всяческих недоразумений, как пояснил он, ему не следует пока бывать там.

Прошло несколько недель. В одиночестве совершал патер свои прогулки с маленьким молитвенником в руках. Выходя за пределы города, он нередко отрывался от своего чтения и бросал долгие пристальные взгляды на гавань и море, чтобы затем, вновь погрузясь в раздумья, шествовать дальше. Если бы только узнать, что происходит в гавани, столь герметично закупоренной немцами! Они посносили дома, изменили весь облик порта. Где тут могут быть размещены береговые батареи? Где поставлены минные поля? Какими курсами ходят подводные лодки? Патер смотрел поверх раскрытого молитвенника на гавань...

В последнее время его проповеди посещало много немецких моряков; то ли как верующие, то ли как шпионы - этого он не знал. Маленький микрофон все еще висел в исповедальне, что, впрочем, не грозило никакой бедой, ибо божья матерь бережно хранила на своих коленях красный букет.

Близилось рождество. Патер был приглашен на праздник в казино. Отказ его был сердечен и учтив. Тогда его навестил немецкий коллега по профессии, фельдкурат по имени Бендикс Примель. Патер Бракель поблагодарил за то, что ему в его уединении оказана такая честь.

Оба священника, отметившие свое знакомство бутылкой бургундского, быстро нашли общий язык. Фельдкурат Примель преисполнился симпатией к обходительному бельгийскому патеру. Ростом он был пониже, чем патер, телосложением покрепче, а физиономия его в отличие от хотя и широкого, но резко очерченного, почти костистого лица патера была совсем круглая, упитанная, светящаяся неподдельным довольством. Само собой разумеется, фельдкурат остался обедать и ел столь же охотно, как и пил, и старая Генриетта поняла, что сегодня ей следует получше поскрести по сусекам своей кладовки, чтобы приготовить господам нечто особо выдающееся.

Вечером Бендикс Примель пришел снова и обратился с просьбой, отказать в которой патер не мог. Фельдкурату на второй день рождества необходимо было быть в Остенде, но в тот же день в Зеебрюгге экипаж подводной лодки желал получить святое благословение перед дальним боевым походом: фельдкурат просил коллегу заменить его.

На следующий день, хорошо подготовившись, патер отправился в казино. Приветствовали его сверх всякой меры, сердечно, особенно был растроган и крепко тискал ему руку берлинец Каульбах. В игорном зале, так хорошо знакомом патеру, стояла достающая до самого потолка рождественская елка, увешанная пестрыми фонариками и всяческой мишурой. Патеру была вручена куча пакетов: подарки от казино. Он был весьма тронут и благодарил всех за внимание.

Патер стоял у рождественской елки и всматривался в лица молодых матросов, похожих в своих одинаковых синих форменных куртках на приютских сироток. Трое офицеров и командир лодки заняли свои места перед фронтом команды. Глаза всех моряков были устремлены на патера, тихим и проникновенным голосом начавшего свою проповедь. Все рождественские проповеди похожи одна на другую, особенно в военное время. Рождение младенца Христа. Мир на земле и в человецех благоволение... В заключение хор запел: "Тихая ночь, святая ночь".

Капитан фон Люрхов попросил патера присутствовать завтра в восемь вечера при выходе подводной лодки, чей экипаж он сегодня благословлял, и сказал:

- Эта лодка - самая большая в германском флоте.

Добравшись до своей библиотеки, патер уселся писать донесение на узенькой бумажной полоске. Крошечную бумажку он скатал затем в трубочку, и, стараясь ступать бесшумно - было уже за полночь, - поднялся на чердак. Там в дальнем углу стояла продолговатая клетка. Не зажигая света, патер нащупал ее рукой. Послышалось тихое воркование и хлопанье крыльев. Патер вынул одного голубя

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах
На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах

Внешняя политика СССР во второй половине XX века всегда являлась предметом множества дискуссий и ожесточенных споров. Обилие противоречивых мнений по этой теме породило целый ряд ходячих баек, связанных как с фигурами главных игроков «холодной войны», так и со многими ключевыми событиями того времени. В своей новой книге известный советский историк Е. Ю. Спицын аргументированно приводит строго научный взгляд на эти важнейшие страницы советской и мировой истории, которые у многих соотечественников до сих пор ассоциируются с лучшими годами их жизни. Автору удалось не только найти немало любопытных фактов и осветить малоизвестные события той эпохи, но и опровергнуть массу фальшивок, связанных с Берлинскими и Ближневосточными кризисами, историей создания НАТО и ОВД, событиями Венгерского мятежа и «Пражской весны», Вьетнамской и Афганской войнами, а также историей очень непростых отношений между СССР, США и Китаем. Издание будет интересно всем любителям истории, студентам и преподавателям ВУЗов, особенно будущим дипломатам и их наставникам.

Евгений Юрьевич Спицын

История