Патриарх Гермоген

Нет никаких причин оспаривать показания Гонсевского. Его сообщение о казачьем прошлом святителя имеет критический оттенок, но эта окраска является плодом удивления и негодования Гонсевского, а вовсе не результатом его стремления загрязнить доброе имя Гермогена. К 1615 году святитель вот уже несколько лет как покоился в гробу, к тому же высказывание Гонсевского было адресовано московским дипломатам, которые лучше его знали, из какой среды вышел Гермоген. Общаясь с дипломатическими представителями России, Гонсевский в принципе не мог рассчитывать хоть сколько-то ухудшить репутацию Гермогена. И он, неглупый, опытный человек, разумеется, прекрасно понимал это. Просто выказал раздраженное изумление: да как же глава Церкви мог подняться из полуразбойничьей вольницы лихих донцов?

Таким образом, Гонсевский, скорее всего, не лгал, и его слова о казачьем прошлом Гермогена следует принять как правду.

Однако… это дает биографам святителя немногое.

В нашей литературе устоялась одна сомнительная цифра — год рождения Гермогена. Какой справочник ни возьми, какую энциклопедию ни открой, везде стоит 1530 год.

Казалось бы, дата принята обоснованно: через раз авторами биографических текстов о Гермогене делается ссылка на материалы переговоров 1615 года, а то и прямо на Гонсевского, будто бы сказавшего, что в 1610 году ему противостоял «восьмидесятилетний старик». Пользуясь данными, идущими от Гонсевского, надо лишь отнять от 1610 года 80 лет, и получится 1530-й. Вот только… ничего подобного Гонсевский не говорил. Мало того, никто из польских дипломатов, ни один из официальных документов, сохранившихся от переговорных бесед 1615 года, ничего подобного не сообщает. Удивительно!

В попытках приписать хоть кому-то сообщение о «восьмидесятилетнем старике» авторы некоторых биографических очерков о Гермогене давали ссылки… ведущие в никуда. Так, в соответствующей статье из «Православной энциклопедии» стоит ссылка на документ, где вообще не упоминается Гермоген[1]. У этого документа одно достоинство: он опубликован в одном томе с бумагами тех самых переговоров 1615 года…

Откуда же взялся 1615 год? Откуда взялся Гонсевский?

Скорее всего, из историографической ошибки.

Она уходит корнями в высказывание Николая Михайловича Карамзина, сделанное на страницах «Истории государства Российского»: «Упорствовал в зложелательстве нам — пишут Ляхи — только осьмидесятилетний патриарх, боясь государя иноверного, но и его уже хладное, загрубелое сердце смягчалось приветливостью и любезным обхождением гетмана, в частных с ним беседах всегда хвалившего греческую веру, так, что и патриарх казался, наконец, искренним ему другом»^{2}.

Речь идет о польском гетмане Жолкевском, который летом — осенью 1610 года вел переговоры с московскими духовными и светскими властями. О Жолкевском, а вовсе не о Гонсевском! О 1610 годе, а не о 1615-м!

Карамзин в этом месте дал ссылку на сборник исторических материалов польского историка Юлиана Немцевича «Dzieje panowania Zygmunta III»^{3}. Вот каковы «ляхи» Николая Михайловича.

У Немцевича есть упоминание «восьмидесятилетнего патриарха», с коим беседует гетман^{4}, и карамзинский перевод его фраз вполне точен. Но одно обстоятельство мешает доверять сообщению Немцевича. Повествуя о событиях лета и начала осени 1610 года в Москве, он почти дословно повторяет памятник мемуарной литературы, давно введенный в научный оборот и превосходно известный исследователям, — записки Жолкевского. Причем фрагмент о переговорах гетмана со святителем в очень большой степени копирует записки Жолкевского. Разница состоит главным образом в напыщенных литературных оборотах Немцевича, коими он «украсил» простую и ясную речь полководца. Иных смысловых добавок — ничтожно мало.

А сам Жолкевский назвал Гермогена «весьма старым человеком»^{5}. По-польски: «bardzo stary»^{6}

. Но нигде не употребил слова «восьмидесятилетний», оно появилось у Немцевича. Да и о «греческой вере» гетман тоже ничего не сказал.

Скорее всего, у Немцевича не имелось никакого другого источника: польский историк, ничтоже сумняшеся, поменял неопределенный оборот Жолкевского на свой, звучащий весомее, «литературнее». Таким образом, цена его добавке о «восьмидесятилетнем» старце стремится к нулю. Всё это — чистое «художество». А значит, больше нет никакого смысла объявлять 1530-й годом рождения Гермогена. Пора его вычеркивать изо всех справочных статей о святителе.

Да, остается ничтожная вероятность того, что у Немцевича под руками имелось какое-то письмо или иной документ, почему-то не названный им в тексте[2], однако снабдивший его сведениями о возрасте Гермогена. Но подобное предположение совершенно бездоказательно.

Первая точная дата в судьбе Гермогена — 1579 год. Будущий патриарх сам о себе сообщает: «Я же тогда бывши в чине священника у святого Николая, который зовется Гостиным»^{7}. Речь идет о казанском храме Николы Гостинодворского.