Пациент доктора Паарелбакка

— Извините! — прервал я его. — Но я не думаю, что в «Ла Франшет» меня встретят с распростертыми объятиями. Для нее я имел значение как представитель чехословацкой фирмы. Теперь же ситуация изменилась. Как беженца меня вряд ли там примут. Хотя бы потому, что это может ухудшить их отношения с чехословацким партнером и в определенной степени поставить под угрозу финансовые интересы.

Он взглянул на меня исподлобья… Кивнул.

Действительно, я говорил на понятном ему языке, да и сам он, вероятно, не раз встречался с подобными случаями и опыт имел немалый. Знал он и то, насколько эмиграция сама по себе обесценивает человека и ставит его на несколько ступеней общественной лестницы ниже. Однако больше говорить, пожалуй, не следует. К уже сказанному я мог прийти и путем простых умозаключений, но все, что я скажу сверх того, может вызвать вопрос: откуда я столько знаю?

А этого допустить нельзя.

Готфрид Ауфдермауэр восседал за столом как безучастный судья. Лоб его рассекали две глубокие параллельные морщины.

— Прошу вас не принять мои вопросы за допрос, — проговорил он с бесстрастной учтивостью, — если не хотите, можете на них не отвечать. Вы свободный человек.

«Конечно, — подумал я, — с обязанностью быть приписанным к определенному месту жительства и работы, словно крепостной времен Марии-Терезии».

— Мне нечего скрывать, — сказал я и посмотрел ему прямо л глаза.

— В своей, гм, торговой практике вам, вероятно, доводилось встречаться с вашими советскими партнерами?

— Ну конечно, господин комиссар. Регулярно. Я бы сказал — несколько раз в месяц. — «Пришло время продемонстрировать свою осведомленность», — подумал я и продолжал: — Вы должны понять, господин комиссар, что чехословацкая химия — это преяеде всего советская нефть.

— Да?!

— Ну конечно. А кроме того, существует сотрудничество в рамках СЭВ, которое требует постоянных личных контактов, и к тому же не только с советскими партнерами, но и с польскими, венгерскими, гэдээровскими и так далее…

Он сидел не двигаясь и, глядя прямо перед собой, говорил, словно обращаясь не ко мне, а к сероватой стене из пластмассы за моей спиной:

— Прошу вас еще раз — поймите, вы абсолютно свободный человек и мое предложение можете отклонить без каких-либо неприятных последствий.

«Ну что же, давай, выкладывай, что там у тебя еще… — подумал я. — Говори, что тебе нужно, и Ярослав Блажек безропотна все исполнит. Как и было задумано и оговорено с друзьями. Так что же вы хотите о нас узнать?»

Я откашлялся. Это выглядело вполне естественно.

— Вы не возражали бы поговорить с людьми из наших институтов относительно некоторых торговых связей ваших фирм с восточными партнерами? — спросил комиссар.

Я поднял руку. Словно защищаясь от чего-то.

— Знаю, знаю!.. Там, в Чехии, простите, вас здорово запугали — шпионаж и всякое такое… Но здесь, у нас, и речи быть не может ни о каком шпионаже.

«Реагирует он несколько прямолинейно и грубо, как мне кажется», — подумал я. А вслух сказал:

— Прошу простить, господин комиссар. Шпионы — это байки длlb детей. Торговля, я бы сказал, просто нуждается в постоянном обмене информацией. Что знаю, тем рад поделиться. Я отдаю себе отчет в том, что отныне Швейцария для меня — вторая родина и у меня по отношению к ней есть обязанности… — Это звучало, конечно, патетически, но ведь так «щебечут» все наши эмигранти-ки. — Я с удовольствием встречусь с представителями любого вашего института. Как я уже сказал, моя осведомленность целиком к вашим услугам.

Я достиг той точки, которая всегда имеет место в любой разведывательной операции: где-то неизбежно приходится «подпустить» противнику немного подлинной информации и тогда прямо-таки на аптекарских весах взвешивать, что можно сказать, не повредив делу, и что необходимо сказать, чтобы укрепить к себе доверие как к человеку своему и к тому же представляющему ценность.

«Ладно, ничего не поделаешь… Речь, очевидно, пойдет о двух вещах. Во-первых, у меня захотят что-то выведать об отношениях в СЭВ, во-вторых, заодно проверить, действительно ли я тот, за кого себя выдаю. То есть тот ли я человек, который всего-навсего занимался торговлей медикаментами. Они станут жать на это, хотя тем самым лишь проявят свою тупоголовость, поскольку дураку ясно, что кадровый разведчик и на этот случай будет иметь хорошо отработанную легенду, продуманную во всех подробностях…

Ладно, давайте поиграем в прятки».

Комиссар со странной, но типичной старошвейцарской фамилией Готфрид Ауфдермауэр снова пододвинул мне пачку сигарет «Муратти Амбассадор» и сказал:

— Заболтались мы что-то с вами…

— Пустяки! Мне это нисколько не мешает, господин комиссар, — возразил я, улыбаясь. — Напротив, я люблю побеседовать, а мне тут не с кем, я совсем один: Вот у вас я действительно отнимаю время.

— Один?! Так, значит, вы не общаетесь со своими соотечественниками?