Пациент всегда мертв

— Ага.

Майло вернул ему удостоверение:

— Я проверю тебя по базе данных, Роланд. Потому что парень из "дома на полпути", работающий в районе убийства, нуждается в проверке. Узнаю, что ты наврал, навещу твое стойло и, будь уверен, найду там что-нибудь такое, из-за чего тебя вернут обратно за решетку. Не сомневайся, я это сделаю. Поэтому если хочешь мне что-то сказать, то сейчас самое время.

— Нечего мне сказать.

— У тебя никогда не было проблем с женщинами? Плохого поведения по этой части?

— Никогда! — До этого момента речь Кристофа была в основном монотонной, механической. А теперь в его голосе слышались возмущенные нотки.

— Никогда? — недоверчиво покачал головой Майло.

— Никогда, ни единого раза! Я наркоман с четырнадцати лет. Но никому не причиняю вреда.

— Между тем по-прежнему принимаешь наркотики.

— С возрастом меньше.

— Что меньше?

— Потребность.

— Как у тебя с половой жизнью, Роланд?

— Да никак. — В словах Кристофа не было сожаления, они прозвучали почти с радостью.

— Но, похоже, это тебя не угнетает?

— Ага, я даже счастлив, что так произошло. Вы ведь знаете, как наркота влияет на это дело.

— Не встает, — кивнул Майло.

— Точно. — Кристоф устало улыбнулся, показав редкие коричневые зубы. — Одной заботой меньше.

Майло записал его адрес.

— Закоренелый уголовник, — сказал лейтенант, когда мы поднялись по лестнице к офису "Пасифика-вест" и рев пылесоса стих.

— Перегоревший преступник. Дошел до определенного возраста, выдохся и ни на что уже не способен.

— Отгадаешь, сколько ему лет?

— Пятьдесят?

— Тридцать восемь.

В приемной никого не было. Кнопка доктора Ларсена не горела, у доктора Гулла светилась красным.

— Сейчас три сорок, — сказал я. — Если у него часовой сеанс длится сорок пять минут, то он скоро освободится.

— Ловко… Мне нравится ваша профессия, Алекс. Вообрази только, что так могли бы работать и хирурги. Отрезают тебе три четверти аппендикса и выкатывают счет.

— Здесь есть профессиональная специфика. Оставшиеся пятнадцать минут отводятся на то, чтобы зафиксировать результат сеанса и продумать дальнейший курс лечения.

— Или, если ты доктор Гулл, вернуть назад все вещички, которые смел со стола, решив продуманно трахнуть на нем свою пациентку.

В три сорок шесть дверь в приемную открылась, и из кабинета вышла пышущая здоровьем, привлекательная женщина лет сорока, продолжая о чем-то говорить с Гуллом.

Он стоял к ней почти вплотную, поддерживая ее под локоть, но увидев нас, руку быстро опустил. Женщина ощутила его напряженность, и ее щеки стали пунцовыми.

Я ждал, что Гулл начнет потеть, но он справился с собой и повел пациентку к двери.

— Значит, до следующей недели, — сказал он.

Женщина, хорошо сложенная брюнетка в волнах серого кашемира, чуть коснулась рукой волос, одарила нас легкой улыбкой и ушла.

— Опять? На этот-то раз что вам нужно? — спросил Гулл.

— Мы познакомились с вашей женой, — объявил Майло.

Последовало продолжительное молчание.

— Понятно, — наконец хмуро изрек доктор.

Майло улыбнулся.

— Пэтти сейчас переживает непростой период, — продолжил Гулл. — Но у нее все будет хорошо.

— Непростой период? Что вы имеете в виду?

Гулл пригладил свои черные волосы.

— Почему бы вам не зайти? Следующий час я свободен.

— Или по крайней мере сорок пять минут из него, — пробурчал себе под нос Майло.

Гулл не расслышал. Он повернулся и уверенным шагом направился к трем внутренним офисам. Двери Элбина Ларсена и Мэри Лу Коппел были закрыты.

Остановившись перед распахнутой дверью своего кабинета, Гулл сказал:

— У моей жены… возникли проблемы.

— Готов поспорить, что это так, — сказал Майло. — Быть может, ей стоит немного подлечиться.

Глава 25

Офис Гулла был на треть меньше, чем у Мэри Лу Коппел, и обставлен на удивление просто. Никаких панелей из серебристого клена, на стенах обычная бежевая краска, покрытие пола тоже бежевое. Кожаные диваны и кресла цвета "белая ночь".

Коппел выставляла напоказ хрустальные яйца и индейскую керамику. Единственной уступкой декору со стороны Франко Гулла были фотографии животных и их детенышей, вставленные в дешевые рамки.

Я поймал себя на том, что пытаюсь уловить запах секса, но учуял лишь сладкую смесь духов.

Гулл развалился на диване и пригласил сесть нас.

— Вам необходимо знать, что Пэтти столкнулась с некоторыми очень серьезными проблемами, — сказал он, прежде чем наши зады соприкоснулись с кожей кресел.

— Неверность в браке? — спросил Майло.

Губы Гулла страдальчески искривились.

— Ее проблемы намного глубже. Отец Пэтти был крайне жестоким человеком.

— А-а, — протянул Майло и повернул голову так, чтобы доктор не увидел, как он мне подмигнул. — Ох уж эта миссис Гулл! Однако похоже на то, что жены психотерапевтов не попадают под принцип конфиденциальности.

Глаза Гулла сверкнули. Капелька пота появилась из-под спадающей на лоб волнистой с проседью пряди.

Я был прав: утрата почвы под ногами совершенно расстраивает его надпочечники.

— Я рассказываю вам о Пэтти, потому что ее слова необходимо воспринимать в определенном контексте.

— Это означает, что мне не следует ей верить?

— Это зависит оттого, что именно она рассказала.