Джордж тупо, бессмысленно глянул на нее налитыми кро shy;вью глазами, в которых огоньки любви и ненависти, убежден shy;ности и недоверия, здравомыслия и безумия мгновенно сли shy;лись в единое пламя, сквозь которое дух проглядывал затрав shy;ленно, словно нечто, пойманное в ловушку, ошеломленное, от shy;чаянное, измученное, недоумевающее. И вдруг, в тот самый миг, когда услышал ее слова, исполненные горестного возмуще shy;ния, он ясно увидел ее лицо, маленькое, раскрасневшееся, горько обиженное.
И тут с возвратившимся сознанием своей непростительной несправедливости он понял, что она сказала правду, что он в не shy;истовой вспышке раздражения и мстительности сказал то, чего говорить не собирался, использовал слова как смертоносное оружие с единственной целью уязвить ее, слова, которые не мог взять обратно или загладить. Его вновь охватила волна невыно shy;симого стыда, отчаяние поражения заполнило его сердце. Каза shy;лось, он настолько оказался во власти безумия, что не мог хотя бы на пять минут сохранить чистого, слабого порыва. Тот по shy;рыв, который погнал его на поиски Эстер, исполненный стра shy;стного раскаяния, веры, твердой убежденности, оказался забыт с первыми же сказанными ей словами, он вновь унизил ее и се shy;бя гнусным, ядовитым потоком грязных оскорблений и ругани.
Стыдясь смотреть Эстер в лицо, Джордж поглядел на улицу и отчетливо увидел ее в подлинном свете – неприглядную, уг shy;ловатую из-за хаотичной архитектуры, неотделанные, выступа shy;ющие фасады новых зданий, неопрятную тусклость старых, но shy;здреватые парапетные плиты, ржавые пожарные лестницы, за shy;копченные склады, редкие яркость и великолепие старого крас shy;ного кирпича и более спокойного времени. То была обыкновен shy;ная американская улица, какие он видел множество раз, без по shy;ворота, без покоя, без просвета, без спланированной гармонич shy;ности.
Они стояли под стройным деревом, одном из немногих на улице; оно росло на сиротливом клочке земли между старым кирпичным домом и серым тротуаром; сквозь тонкие ветви, по shy;крытые свежей листвой, солнце бросало пляшущие блики на широкие поля шляпки Эстер и яркую зелень ее платья, на пря shy;мые, узкие плечи. Лицо ее, красное от обиды, походило на странный, прекрасный цветок под шляпкой, на нем были сме shy;шаны выражения, которые Джордж видел уже множество раз – детских прямоты, гордости, бесхитростности, детской огорчен shy;ной, озадаченной невинности; и всей неизбывной печали жен shy;щин ее национальности.
Джордж глядел на нее, и сердце у него сжималось от нежно shy;сти, от желания обнять ее, приласкать. Он медленно протянул руку, коснулся ее пальцев кончиками своих и негромко сказал:
– Нет, Эстер, я не питаю к тебе ненависти. Я люблю тебя больше жизни.
После этого, взявшись под руки, они повернулись и пошли обратно к нему. И все у них было, как всегда.
4l. ПЛЕТЕЛЬЩИК СНОВА ЗА РАБОТОЙ
Джордж неподвижно стоял спиной к Эстер, расставив ноги и опираясь руками о нагретый солнцем каменный выступ за ок shy;ном. Выставя втянутую в плечи голову, он хмуро оглядывал ули shy;цу. Нежные лучи апрельского солнца освещали его голову и плечи, в лицо ему веял легкий ветерок, а позади него хрустко шеле shy;стели листы кальки. То был уже другой день.
Хмурясь, быстро снимая и надевая старое кольцо – этот жест был обычным для нее в минуты нервозности, раздражения, серь shy;езных размышлений или решений, – Эстер глядела на него с легкой горькой улыбкой, с нежностью, гневом и презрительной насмешливостью.