Паутина и скала

Иногда этот возглас таился в тени облака, проплывающей по густой зелени холма, иногда с самой невыносимой радостью, ка shy;кую он только знал, в зеленом свете леса, поэтичной чаще деб shy;рей, прохладных, голых местах под пологом дерева, золотистых бликах солнца, пронизывающих странным, чарующим светом колдовское великолепие прохладной, бездонной зелени. Во всем этом великолепии бывали впадина, откос, поляна, родник, бью shy;щий в подушке из зеленого мха, растущий возле тропинки дуб с громадным дуплом, а дальше хрустально чистый лесной водопад, и в воде под ним женщина с голыми ногами, пышными бедрами и подоткнутой юбкой, а вокруг нее необычайное сияние колдов shy;ского золота и бездонной зелени, камень, папортник, пружиня shy;щий ковер мягкой лесной земли и все бесчисленные голоса ясно shy;го дня, они внезапным, отрывистым чириканьем, щебетом и пе shy;нием, неистовым стуком дятла проносились мимо нее к несмет shy;ным смертям, исчезали и раздавались снова.

И этот возглас приходил в слабом, надтреснутом звоне коло shy;кола среди дня, долетающем к тенистой теплоте поляны, в силь shy;ном жарком благоухании клевера, в частом падении желудей на землю среди ночи, в резком, далеком реве ветра осенью. Возглас этот бывал в сильном, вольном крике детей, играющих на улице в сумерках, в негромких голосах в конце лета, в женском голосе и смехе ночью на улице, в трепетании листа на ветке.

Он бывал ночами в морозе, звездном свете и далеких, невнят shy;ных звуках, бывал в зелени листвы, во внезапном биении снежи shy;нок о стекло. В первом свете, заре, в цирках, в пляске и раскачи shy;вании фонарей во тьме, в мигании зеленых огней семафоров, в пыхтении паровозов, в стуке и дребезжании товарных вагонов в потемках, в криках и брани циркачей, в ритме ударов по забива shy;емым кольям, запахах брезента, опилок и крепкого кофе, в смра shy;де, идущем от львов, в черноте и желтизне тигров, в сильном ко shy;ричневом верблюжьем запахе, во всех звуках, видах и запахах, которые цирк привозил в маленькие городки.

И в торжественной радости тихих полей, с которых исчезли дневные жара и неистовство, и в громадном теле земли, движу shy;щемся к прохладе и ночи, тихо дышащем в последнем свете дня.

В колесах и копытах, нарушающих на заре тишину улиц, в пе shy;нии птиц на рассвете, в грузном, дробном топоте скота, выходя shy;щего с пастбищ на дорогу в сумерках, в красном, угасающем све shy;те заходящего солнца над вершинами холмов; в вечере и тишине земли, в четких мыслях с болью и радостью о далеких городах.

Этот дикий возглас поднимался к устам Джорджа от всего на shy;званного, от всех приездов и отъездов, от мыслей о новых землях, городах, судах и женщинах; от колес, реборд, от рельсов, огиба shy;ющих землю словно беспредельность и торжественная музыка, от людей, путешествий и бессмертного, негромкого звучания времени вокруг стен больших станций; от стремительности, бле shy;ска, снования штока, силы и мощи паровоза, от ярких огней и клубов пара, мгновенно проносящихся по рельсам ночью. Он был в едкой копоти на громадных станционных платформах, окутанных дымом сорока поездов, в жарком зеленом храпе в пас shy;сажирских вагонах по ночам, в сердце юноши, который, лежа на своей полке, радостно прислушивался, как неторопливо шеве shy;лится, шелестя бархатом, женщина, вяло потягивающаяся в тем shy;ноте, и когда он видел огромную темную землю, плавно проплы shy;вающую за вагонным окном, когда слышал в тишине ночи более странные и знакомые, чем сон, голоса неизвестных людей на ма shy;ленькой платформе в Виргинии.

Этот возглас поднимался от всех мыслей о путешествиях и расстояниях, о навевающей грусть бескрайности земли, о боль shy;ших реках, медленно несущих в темноте из глубин сокрытых в холмах истоков свое аллювиальное изобилие по всему континен shy;ту, о ночной Америке с темными, неподвижными стеблями куку shy;рузы и легким шелестом листьев. Он был в его думах обо всех ре shy;ках, горах, равнинах и пустынях, обо всех маленьких сонных го shy;родках на всем континенте, о ярком свете паровозных фонарей, заливающем рельсы и на краткое время громадные пшеничные поля, обо всех женщинах Запада в своих сновидениях и мечтах, которые стояли в проеме открытой двери и спокойно глядели в бескрайние поля зеленой кукурузы или золотистой пшеницы или прямо в зарево заходящего в пустыне солнца.