Паутина и скала

– Разумеется, говоря по правде, я ее не читал, – громко говорил мистер Мэлоун, раздраженно постукивая по краю дивана. – Никто, обладающий хотя бы крупицей разума, не попытается читать рукопись, но я заглянул в нее! И… и прочел несколько страниц. – Это признание явно стоило ему огромных усилий, но он все-таки превозмог себя. – Я… я нашел в ней несколько мест, которые… показались

неплохими! То есть, неплохими, – тут уже он снова зарычал, – по сравнению с той обычной тошнотворной бессмыслицей, которую издают, и которая в этой вашей Прекрасной и Просвещенной Стране сходит за Художественную Литературу! – На сей раз его бледно-красные губы в густой бороде скривились и растянулись чуть ли не до мочки правого уха. – Неплохо, – воскликнул он сдавленным голосом, – по сравнению с провинциальной болтовней мистера Синклера Льюиса! Неплохо по сравнению с невразумительными нюансами этого невротика из штата Миссури, мистера Т.С.Элиота, который годами морочил голову простодушному миру такой заумью, как «Бесплодная земля» и «Любовная песнь Дж.Альфреда Пруфрока», создавал себе у эстетов городка Каламазу репутацию человека огромной эрудиции сочинением стихов на «кухонной» латыни и ронделей на ломаном французском, под которыми постыдилась бы подписаться любая ученица монастырской школы, а теперь, друзья мои, превратился в пророка, проповедника и политического революционера, потрясает все имеющее право голоса население великой агностической республики, известной как Британские острова, сообщением, что он -подумать только! – мистер Элиот из штата Миссури, стал роялистом! Роялистом,

представьте себе, – процедил мистер Мэлоун, – и англокатоликом!.. Да ведь эти сообщения должны посеять ужас в сердце каждого английского лейбориста! Основы британского атеизма в опасности!.. Если великий мистер Элиот продолжает оскорблять подобным образом политические и религиозные взгляды каждого истинного англичанина, Бог весть, чего нам ждать дальше, но мы должны быть готовы ко всему!.. Я нисколько не удивлюсь известию, что он втерся в доверие к парламентскому правительству и требует немедленного ввода в Лондон полицейских отрядов, дабы положить конец беззакониям, мятежам, революционному насилию, свирепствующему на улицах!

– Нет, – заговорил снова мистер Мэлоун, переведя дыхание. – Книги этого молодого человека я почти не читал – где-то несколько слов, где-то отрывок. Однако по сравнению с напыщенной болтовней мистера Элиота, парфюмерным вздором мистера Торнтона Уайлдера,- он откашлялся и стал покачиваться взад-вперед с гневным блеском в глазах, – с тяжеловесным тупоумием мистера Теодора Драйзера, – с сентиментальной чушью всевозможных рифмоплетов, этих Миллеев, Робинсонов, Уайли, Линдсеев и прочих, – с нелепыми, бессвязными глупостями Шервудов Андерсонов, Карлов Сэндбергов, Эдгар Ли Мастерсов, школы «Я дурак» Ринга Ларднера-Эрнеста Хемингуэя, – со всевозможными формами шаманства, которые поставляют всевозможные Фросты, О'Нилы, Джефферсы, Кейбеллы, Глазгоу, Питеркенсы и Кэзер, Бромфидцы и Фиццже- ральды – заодно с шарлатанами более мелкого пошиба, которые процветают во всех уголках этой Великой Страны, как нигде в мире, с Толстыми из Канзаса, Чеховыми из Теннесси, Достоевскими из Дакоты и Ибсенами из Айдахо, – процедил он, – по сравнению со всеми семьсот девяносто шестью разновидностями вздора, слащавости, болтовни, шаманства и надувательства, которые подсовывают жаждущим гражданам этой Великой Республики ведущие поставщики художественной сивухи, то, что написал этот молодой человек – неплохо.

Снова начав покачиваться взад-вперед, он хрипло дышал и наконец с последним, отчаянным усилием выпалил:

– Это все сивуха!- прорычал он. – Все, что печатают, – сивуха!.. Если отыщете в произведении четыре несивушных слова, то, – он судорожно глотнул воздуха и опять вскинул руки,- печатайте его! Печатайте!

И разделавшись таким образом с большей частью современной американской литературы, если не к полному своему удовольствию, то по крайней мере, к полному изнеможению, мистер Мэлоун несколько минут покачивался взад-вперед, дыша открытым ртом и постукивая ногой о пол.

После этой тирады наступила довольно неловкая пауза. Мало у кого хватило бы смелости возразить мистеру Симусу Мэлоуну. В его подходе к таким вопросам была сокрушительная категоричность, которая делала спор если не бесплодным, то, по крайней мере, почти бессмысленным. Он походил бы на уборку обломков нескольких дюжин Шалтай-Болтае в и обсуждение их ценности, если бы они не свалились во сне.

Однако после мучительного молчания, прежде всего с целью возобновить вежливый разговор, один из слушателей – молодой муж красавицы – спросил с подобающей ноткой почтительной робости:

– Что… что вы думаете о мистере Джойсе? – И в самом деле, среди этого всеобщего ниспровержения мистер Джойс казался одной из нескольких уцелевших фигур в современной литературе: – Вы… вы знаете его, не так ли?