Паутина лжи (СИ)

Смотрю на него и чувствую, как слёзы бегут по щекам всё быстрее, кислота внутри поднимается с новой силой, в грудь как будто кто-то кол забивает. Оседаю рядом под пудовой тяжестью, которая давит на плечи.

И такая пустота внутри, такая невосполнимая потеря, что хочется завыть раненой волчицей.

Обнимаю себя за плечи, а слёзы все льются и льются, из груди вырывается некрасивое рыдание. Прикрываю рот рукой, не хочу шуметь, но как справиться со рвущими чувствами, не знаю, хватаю воздух, снова всхлипываю.

Чувствую, как рядом садится Данил. Накрывает мою руку, поворачиваюсь к нему и натыкаюсь на такой же полный слёз и отчаяния взгляд.

Тону в нём, потому что все чувства там, на дне этого взгляда, мне очень знакомы, они слишком остро резонируют с моими.

Наша боль сливается в одно целое, и сейчас у меня нет сомнений, что она у нас общая на двоих.

Да, Даня тоже хотел дочь, и он её тоже потерял.

Его рука тянет меня, и я поддаюсь. Падаю в его объятия, рыдаю в его сильных руках до тех пор, пока слёз не остаётся. Сейчас не время для разногласий, обвинений и выяснений отношений. Мы отложим это всё на потом. Сейчас мы едины в нашем горе. И это нужно пережить.

Долго мы сидим так, в обнимку, глядя на этот маленький холмик земли, который забрал у нас самое дорогое.

– Какая она была, – вдруг спрашиваю я.

– Юль, – морщится Данил, – не надо, – сглатывает тяжело.

– Надо! Скажи.

– Я не рассматривал. Не смог. Мне отдали тельце в чёрном пакете. Она очень маленькая была, как котёнок, – тяжело выталкивает он слова. – Я только личико видел. Но… Не надо тебе этого, Юль.

– Ты её что, вот так в пакете, как котёнка и похоронил? – вскрикиваю я.

– Нет. Я её в детское одеяльце завернул. И гробик сам сделал как смог.

– А почему здесь, а не на кладбище?

– Не знаю. Мне её вообще отдавать не хотели, предлагали не заморачиваться, но я настоял. Я не знаю, где положено таких детей хоронить, а узнавать сил не было. Скажу честно, я совсем не в себе был в те дни. Но я вспомнил, мать рассказывала, что до меня у них ребёнок первый тоже умер, и хоронили они его у бабушки во дворе. Вот и я так сделал. Может, и неправильно, но… Теперь уже не переделать.

Я тоже не знаю, как правильно в таких случаях поступать. Никто не готовит нас к подобным событиям. Наверное, в таких ситуациях должны помогать родственники, но так случилось, что у нас никого не осталось рядом. Родители умерли, а тётки-дядьки живут далеко, да и общаемся мы редко.

Ну что ж. Во дворе, так во дворе. Какая теперь разница. Я вспоминаю тоже трагическую историю про первого ребёнка, которую рассказывала свекровь. Она говорила с грустью, но без какого-то надрыва. Сильная женщина, пережила это горе, может, и я смогу.

– Оставь меня одну, я ещё здесь побуду.

– Юль, холодно к вечеру становится, а ты только из больницы вышла. Пойдём в дом.

– Нет! Оставь меня, – рявкаю на него.

– Хорошо, – вздыхает он и всё же уходит.

А я ещё долго сижу тут, пытаюсь найти в себе силы как-то принять то, что уже не изменишь.

Смотрю на могилку и понимаю, чего не хватает. Цветов. Даня не положил, и я не догадалась. Да и не могу я представить, какой бы букет из магазина подошел моей крошке? Нет, таких невинных, нежных цветов там не продают.

Встаю, покачиваясь, бреду по двору, здесь бушуют ромашки и васильки. Рву букет, плету венок из полевых цветов.

Когда была ещё девчонкой, плела такие венки для себя, мечтая, что у меня будет красавица-дочь, и я научу этому нехитрому занятию и её. Кто бы мог подумать, что всё будет так…

Моя тётка жила неподалёку, я иногда приезжала к ней в гости летом. Здесь мы познакомились с Даней, здесь зародилась наша любовь.

Когда-то я мечтала, что на этой даче будет бегать наша подросшая крошка, здесь чудесная природа, речка рядом. Но никак я не могла подумать, что под старой берёзой, где когда-то, ещё до свадьбы, мы с Даней целовались, появится могила нашего ребёнка.

Видимо, здесь же мы похороним и нашу семью…

Венок готов, вешаю его на крест. Слышу сзади шаги. Мне на плечи ложится тёплая кофта, а в руках у Дани кружка горячего чая. На землю он стелет плед, усаживает меня и сам садится рядом.

– Юль, – протягивает мне чай. – Если тебе это очень нужно, я готов усыновить ребёнка.

– Правда? – вскидываю глаза на него.

– Правда. Скажу честно, мне не нравится эта мысль, но ради тебя я готов. Только давай попробуем сначала жить…, – устало трёт глаза, зажимает переносицу. – Я не знаю… Как раньше уже не получится, но как-то жить, – ловит мою руку и взгляд. – Я тебя люблю. Иди ко мне.

Притягивает меня в свои объятия, я поддаюсь.

Но думаю я только о том, что раньше я бы тоже ответила, что люблю его, а сейчас молчу, потому что от любви осталось только что-то очень уродливое, похожее скорее на ненависть…

Но ради маленькой крошки, которая ждёт меня, я забуду об этом...

Хотя бы на время…

У Данила звонит телефон. Он смотрит на номер, кривится, но принимает вызов.

По тону и его ответам, понимаю, что звонит ему начальство, которое явно чем-то недовольно. Вспоминаю, Данил говорил в больнице, что ему нужно на работу, а вместо этого мы приехали сюда.

– Юль…