В Глуховку, на свою малую родину, Александр Сергеевич Ранецкий прибыл под вечер. Как он и предполагал, автобусы в эту глушь не ходили уже несколько лет, и ему в который раз пришлось добираться пешком через лес. Тем же путём, что и в былые годы, только теперь Сашка обошёл знаменитое яйцо десятой дорогой, оставив в стороне и мёртвый лес, и высушенный кустарник, и старого ворона, который знал лишь одно слово: Каррр!
После обеда погода испортилась. Низкие плотные тучи убористой массой заполонили небо. Птицы испуганно жались к земле, летающие насекомые упрятались по норам и щелям, нелетающие - притихли. Природа замерла в ожидании чего-то.
По последним сведениям, приобретённым Алексом в селе Раздольное, в деревне Глуховка уже давно никто не живёт за исключением лиц бездомной национальности, беспризорных подростков, беглых зеков, волосатых хиппи и туристов из числа интеллигенции. Деревня прекратила быть административной единицей с тех пор, как на погост за государственный счёт снесли последнюю старуху.
Дома с заколоченными окнами были как-то странно искривлены, имели вогнутости всех направлений, ни одно геометрическое равенство правильного параллелепипеда в них не соблюдалось, а уж мертвечиной от этих строений попахивало похлеще, чем от поселений майя 6-го века нашей эры. Говоря: мертвечина, Алекс имел в виду не запах, а некие этические параллели.
Бурьян во дворах рос густо, его стебли были толсты и сочились жизненной силой, а некоторые экземпляры достигали в высоту человеческого роста. С нежилых изб осыпалась краска и штукатурка, обнажая омертвевшие пятна почерневшего дерева. Пустые собачьи будки взирали на Ранецкого чёрными провалами ушедших жизней самых лучших и верных друзей человечества. Длинные поляницы неиспользованных дров бесконечными штабелями простирались вдоль покосившихся заборов, а в острозубых осколках разбитых стёкол отражались лишь клочья свинцовых туч с тёмно-синими и фиолетовыми разводами.
Глуховку накрыла мутновато-серая полутьма. Стало пасмурно и тихо. Мёртвая деревня не издавала звуков. Даже одичавшие сады молчали, ветви деревьев не раскачивались, а листва не шелестела на них. Бурьян в заброшенных дворах стоял по стойке "смирно", не шевелясь, и лишь изредка скрипели ржавыми петлями покосившиеся двери и перекошенные калитки.
Ранецкий шёл по изгибам заросшей дороги, и вспоминал, как уже много лет назад было принято решение о строительстве дамбы в нижнем течении реки, и образовании водохранилища, которое питало бы водой треть области. В связи с этим, несколько деревень подлежало затоплению, в том числе и Глуховка. Естественно, уже тогда была принята программа по расселению жителей тех деревень и сёл в соседние районы и города.
Дамбу начали строить с подобающей помпой: оркестром, митингом и самодеятельностью. Даже бутылку шампанского обо что-то там разбили, примета такая имеется. В общем, начали рьяно и с превышением всех темпов, норм и графиков, но в один прекрасный день грянула перестройка, деньги закончились, а строительство заморозили. Потом, как это ни прискорбно, развалился СССР, и про дамбу с водохранилищем вовсе забыли. Теперь же, когда грянул 21век экологическое лобби в Думе строительство дамбы вообще посчитали экологической катастрофой, равной вредительству, а кое-кто назвал эту деятельность преступлением. В результате всё у нас вышло как всегда - жопой к верху. Дамбу не построили, водохранилище не создали, людей согнали с родных насиженных мест, а виноватых так и не нашли. Имена-то их все знали, но имели они теперь депутатскую неприкосновенность, и образовали ныне собственное лобби, которое имело этих экологов и так, и эдак, в общем, как захотят. А ещё они имели иностранные автомобили за государственный счёт, и длинноногих секретарш на содержании.
Пройдя ещё пару десятков метров, Сашка вышел к бабушкиному дому, такому же мёртвому и нежилому, как и всё здесь. С тоскливым чувством Алекс толкнул калитку. Ржаво скрипнув, она отворилась, но так и застыла в полу позиции, не желая закрываться.
Бурьяна во дворе почти не было, и это стоило отметить в связи с памятью бабушки. Бабулька использовала против сорняка какие-то особые заговоры и наговоры, вперемежку со смесью специальных трав и кореньев, и в определённые дни несколько раз в год ходила по двору, бурча заклинания, и развеивая смесь. Эти знахарские штучки достались ей от её бабушки, а той - от предыдущей бабки, а той - ещё от предыдущей. Короче, тайна терялась в веках, простираясь аж до Батыева нашествия, однако сорняк не рос.
В юности пионер Сашка лишь улыбался, глядя на бабушкины камлания по двору, снисходительно считая их пережитками прошлого, знахарскими суевериями и религиозными предрассудками. Теперь же, спустя годы, убедился, что всё в этом мире имеет и здравый смысл, и реальный толк, и практическую пользу.