Паутина противостояния

Геомант вскинул голову, и Алексей невольно умолк на середине фразы — так обожгла холодом мерзлая голубизна взгляда.

— Что «мне»? Воздаст? Он мне уже… воздал. Или я ему. Алексей, не надо снова про милосердие, всепрощение и прочее. Я вытащу малышку и даром. Приходи часа через четыре. Я устрою так, что меня закроют в ШИЗО. До завтрашнего утра никто не хватится. Только приготовь какие-нибудь шмотки. Еще понадобится…

— Господь милосерден. Однажды…

— Если Он милосерден, тогда почему здесь, на зоне, полторы тысячи здоровых лбов, а умирает эта мелкая?

— Не нам осуждать Его волю.

— А кому? Больше ведь никого нет — ад, рай, ну и мы посередине. Если твой Бог добрый…

Алексей стиснул пальцы. Он знал, какие слова сейчас прозвучат, и с болью ждал их, ждал вопроса, который Сергей уже задавал, и не однажды. Вопроса, который задавали все, кто когда-либо терял близких. Многие знали, за что отбывает свой срок Виноградов Сергей по кличке Меняла. Алексей знал больше. Не только «за что», но и «почему».

Он ждал упрека и не дождался.

— Порожняк это все. Спрашивай не спрашивай, ответа не будет. Время идет. Если сейчас расскажу, что надо сделать, ты успеешь подготовить людей? А мне для начала нужна трава, и побольше. Будешь возвращаться — захвати.

— Какая трава?!

— Какую нарвешь. Полынь, осока, овес какой-нибудь… все равно. А ты что подумал?

Уже выйдя за территорию колонии, трясясь в маленьком пыльном автобусе в сторону ближайшего поселка, Алексей заново прокручивал в памяти трудный разговор. Виноградов говорил искренне, обещая помочь просто так, и равнодушное «меня потом сюда вернешь» тоже было правдой. Разницы между зоной и волей для Сергея не существовало уже пятый год, с тех пор, как в одной из московских больниц умерла его жена.

«Моя Алена», говорил о ней Меняла, и стылая пустыня в его глазах на секунду согревалась теплом памяти.

Алексей знал все. Знал, как геомант, никогда не слышавший даже слова «геомантия», на одной интуиции и смутных ощущениях врожденного дара пытался обмануть смерть. Знал, почему эту попытку постигла неудача. Знал, как Сергей отомстил за провал. Знал, что за этим последовало — арест, СИЗО, суд, чистосердечное… и попытка самоубийства.

Там, в лазарете в Бутырках, молодой монах, недавно ставший настоятелем, встретил человека по кличке Меняла.

За десять месяцев, пока длился суд, Алексей рассказал все, что Забытая Пустынь знала о геомантии.

Приговором суда стало пожизненное заключение. После двух лет в колонии в Иркутской области Сергея перевели под Серпухов.

«Моя Алена умерла» — и вечный, равнодушно-серый сумрак в душе.

Раз за разом Алексей пытался спасти эту душу. И прекрасно знал, что значит для Менялы его сегодняшняя просьба.

На поселковой почте монах сделал несколько десятков междугородних звонков и вернулся в колонию к назначенному часу.

— Маловато травы, — коротко бросил геомант, устилая пол карцера слоем свежей зелени. — Но справимся.

На его лице и костяшках пальцев красовались свежие ссадины.

Все время, пока электричка везла их к Москве, Сергей молчал, а священник не отвлекал спутника. На проплывающие за окном поля и перелески опускались по-осеннему ранние сумерки — жаркий сентябрь только притворялся летом.

Второй раз в жизни ты выходишь из зоны, Меняла, и опять — осенью. Почему же ты не любишь это время года? Весну и лето, впрочем, ты не любишь тоже, что же осталось? Зима? Февраль? Самый лютый месяц года — он дорог тебе тем, что однажды подарил Алену?

Помнишь тот февраль?

Во время беспорядков на зоне Тоха Буза попытался взять тебя на перо, и ему это почти удалось. Ты очнулся в больничке от того, что прямо над тобой громко выясняли отношения.

— Я не буду колоть это пациентам!

— Какая вам разница, Алена Дмитриевна!

— Какая разница? Это не кефир вчерашний! Это лекарства просроченные!

— Пару месяцев!

— Месяцев? Вы внимательно смотрели?!

— Ничего, зэки не сахарные, перебьются!

— Это у вас зэки! А у меня пациенты!

Женский голос задохнулся возмущением, и ты приоткрыл глаза — посмотреть на поборницу справедливости.

— Скажите спасибо, что есть хоть такие!

— Спасибо?! Их потом от лекарств лечить придется! Эти растворы просрочены еще во времена империи!

— Ворам и рецидивистам…

— Я людей калечить не стану. Заберите этот ящик, иначе я вам устрою такие неприятности, что…

Хлопнула дверь. За ней кто-то невнятно выругался. Женщина обернулась, почувствовав твой взгляд.

Сероглазая. Твердо сжатые губы и беззащитные светлые ресницы. Зимнее солнце в волосах.

— Извините, — она устало потерла переносицу, — мы вас разбудили? Как вы себя чувствуете?

Ты чуть не рассмеялся, помнишь, Меняла? Откуда она взялась, такая ясная, в зачуханной областной больничке?

* * *

Муниципальный жилой дом, Москва, улица 3-я Парковая,

23 сентября, среда, 20.32

— Сергей, Москва уже. Приехали, — Алексей легко потряс спутника за плечо. Электричка стояла у платформы Курского вокзала.

— Ага. Где та мелкая живет?

— В Измайлове.

— Веди. Люди готовы? Ты в них уверен?

Алексей кивнул, приноравливаясь к широкому шагу Виноградова.

— Абсолютно?