— Так вы сами спросили! — возмутился аналитик, но, поймав недовольный взгляд шефа, продолжил доклад: — Явных врагов не имел, дорогу никому не переходил. Вероятно, строил планы и метил в совет директоров — ну так об этом каждый клерк мечтает. К тому же если Виндеру и светил такой карьерный взлет, то лет через десять-пятнадцать. Не та птица…
— Ну и выраженьица! — поморщился де Конти. — Настоящий чуд сказал бы: «Могуч дракон, да подвел размах крыльев».
— Или так, — не стал спорить Клаус.
— Ты, конечно, намекаешь, что убийство могло произойти из-за денег?
— Чем не версия?
— Виндер вел дела с челами?
— Напрямую — никогда.
— Вот и ответ. А даже если и вел, то перестраховался бы. Ты, кажется, насмотрелся человских сериалов про полицейских. А мы не убиваем из-за денег или мягкого кресла в совете директоров. Так не поступают даже шасы.
— Шасы поступают круче, — пробубнил аналитик себе под нос. Он водил дружбу с одним из сыновей Биджара Хамзи и слышал немало поучительных историй.
— К Спящему шасов! — отмахнулся командор, которого раздражало, что разговор вечно переходит в ненужное русло. — Вот скажи, что у тебя в школе было по истории?
— Э-э-э…
— Я так и думал. Учти на будущее, прежде чем отрабатывать ту или иную версию преступления, загляни в библиотеку и проверь, имели ли место подобные прецеденты раньше. Если нет, то версия, скорее всего, несостоятельна. Понимаешь, о чем я?
— Понимаю и обязательно запомню, — серьезно пообещал Клаус.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул командор. — Скажи лучше вот что… Сто одиннадцать лет — ни семьи, ни детей. Почему?
— Виндер до недавнего времени предпочитал общество исключительно зеленых ведьм.
— Да уж, весомый аргумент. — Рауль усмехнулся.
Женщины Великого Дома Чудь, мягко говоря, не отличались горячим темпераментом в отличие от самих рыцарей, которым, в свою очередь, приходилось искать утешения в объятиях легкомысленных фей. Но страсть страстью, а семья семьей, одно другому не помеха. Опять же, уклад и традиции, сложившиеся тысячелетия назад.
— Тем не менее, — пожал плечами Клаус, который тоже не находил своих соплеменниц такими уж привлекательными. — Вот любопытный факт: тридцать лет тому назад Виндер сватался к Беатрисе Гризон, в девичестве де Каменж, но, как выходец из не самой знатной и зажиточной семьи, получил отказ. Альберу Гризону, соответственно, повезло больше.
— Уже кое-что… А когда Альбер погиб, Виндер добился столь желанной благосклонности.
— Зачем ему это почти через полвека? — искренне удивился аналитик. Ему казалось странным искать любви не очень молодой женщины, когда вокруг столько юных красавиц.
— Спросим об этом саму Беатрису. Благо ее дом в двух шагах. Только надо дождаться отчета от Боста. — И в ту же секунду, будто в унисон мыслям командора, у него зазвонил телефон. — А вот и он, — бросив быстрый взгляд на определитель, прокомментировал Рауль и нажал зеленую клавишу. — Да?
— Командор, у меня новости… — абонент на долю секунды замешкался, словно подбирая подходящее слово. — И проблемы.
Она отказалась бежать.
Он вновь и вновь пытался переубедить, просил, уговаривал. Но она лишь качала головой, и ее влажные волосы щекотали Женькины плечи.
Он не хотел уходить. Долго возился с флешкой, проверяя и перепроверяя, все ли записалось и нормально ли открываются файлы, чистил почту от греха подальше, свою и Настину. Потом подождал еще немного, решив на всякий случай подзарядить телефон. Конечно же, замешкался в дверях — просто стоял, бросив нелепые попытки оправдать свою медлительность. Знал, что сейчас, именно в эту секунду принимает, наверное, самое важное в своей жизни решение. Еще мгновение — он сам толком не знал, для чего оно ему так нужно. Чувствовал, что Настя ждет каких-то слов, но не находил нужных.
И ушел молча. А она сидела на разворошенной постели, закутавшись в тяжелое ватное одеяло, и смотрела, как часы на стене — старые-престарые, с тяжелыми гирями в виде еловых шишек, — пожирают время.
«Такой мороз, что коль убьют, то пусть из огнестрельного оружья» — крутились в голове строки великого поэта. Гениальные строки, но лучше бы привязалась какая-нибудь песенка.
Небо за куполами далекого собора начало светлеть — скоро рассвет. Как можно ниже надвинув капюшон, намотав шарф поверх куртки, Женя шагал по Строгинскому мосту, и его обгоняли разноцветные трамваи. Несколько раз он оборачивался, зачем-то считал светящиеся окна в только что покинутом им доме.
Родные стены и знакомые с детства запахи — иллюзия защищенности. Шагнуть этим утром за порог, навстречу неизвестности, было для Насти равносильно признанию своей вины. А она не виновата, она никого не убивала. Ведь так?
Женя облокотился на перила, зажмурился. Крохотные прозрачные снежинки мучным крошевом летели в глаза — у воды, вне зависимости от времени года, всегда ветрено. С пятой попытки прикурил сигарету — закружилась голова, и громада «Алых парусов», раскинувшаяся на противоположном берегу, словно расплылась и стала похожа на гигантскую экспозицию из ледяных башен.