– Уймись, – поморщился начальник полиции, озираясь на закрытую дверь. – Это дело большой секретности.
– И для того ты подсадил мне своих уток на разбор доносов и жалоб, – буркнул Потапыч, заново наливаясь злобой. – Они разбирали, тебе отчеты слали, а мне шиш без масла доставался. Ты был доволен? А теперь что получается? Ты и есть шпион Арьи. Иди сдайся сам себе. И застрелись с горя.
Ошарашенный обычной для Потапыча дикой логикой, Евсей Оттович откинулся на спинку кресла, чуть помолчал и жестом отослал замершего у дверей адъютанта.
– Говори толком, – обратился он к Потапычу.
– А что тут можно добавить? Мой зять воровство развел, твои утки-соглядаи продались и доносы отсылали назад тем, на кого было донесено. Шпалы на северной магистрали теперь лежат гнилые. – Потапыч наклонился вперед и ласково улыбнулся Евсею, с которым приятельствовал весьма часто, то есть когда не находился в очередной ссоре. – Тебе как, прямым текстом пояснить, в какой заднице твои учения и заодно мой любимый «Рыцарь»?
Начальник тайной полиции скривился, словно испробовал кислятины, и принял папку с текстом телеграммы Корнея, оказавшейся столь неоценимо полезной. Прочел, повторно пробежал глазами и виновато дрогнул бровью.
– Хорошие у тебя машинисты. Ладно, уберу своих людей с вычитки почты. Только сперва выясню доподлинно, кто из них устроил себе столь смелую подработку. – Евсей Оттович нагнулся к столу и тоже улыбнулся. – А стреляться не стану, шиш тебе. Не дождешься. Довел ты меня, свою бестолковую родню рассадив по доходным местам, вот и зверею. Этого идиота Карпа ты в начальники над собой приподнял? Крутить им хотел, с себя скучные дела снимая. Докрутился. Сам стреляйся, коль мочи нету. Мессера у меня переманил, а теперь в смотрители путей его сослал.
– Не верну я тебе инспектора, не скалься, – взревел Потапыч.
Яша толкнул дверь и бочком протиснулся в кабинет, бережно удерживая поднос. Все как обычно: раз шумят на две глотки и ругаются бойко, главный страх уже позади. Успокоятся, выпьют по паре стопок любимой имбирной настойки Евсея Оттовича, добавят еще пару – перцовой или кедровой, ценимых Потапычем, и перейдут к деловитому, несуетливому обсуждению срочных мер.
– Яков, а не хочешь перейти ко мне, с повышением? – благодушно и привычно пошутил начальник тайной полиции.
– Яша, скажи этому жандармскому придурку в приемной, – бросил новое указание Потапыч, пропуская гнусный намек мимо ушей, – что, если его лодыри в два дня не найдут мне всю семью Ренки, сгною. Мамку ее и прочих сюда доставить, в столицу. Машинисту отправить врача и охрану. Мы с Евсеем его награждать будем, когда закончим ругаться.
Через четыре дня после указанного разговора жена Короля ступила на полированный мрамор перронов главного вокзала. Подходящее к случаю платье доставили нарочным за сутки до прибытия в столицу, а к нему и обувь, и шляпку, и теплое пальто. Лена сперва не желала принимать подарки, но отчаяние полицейских и проводников по этому поводу – «Потапыч нас убьет!» – оказалось столь искренним и глубоким, что спорить стало бессмысленно. К тому же явиться на прием к столичным чиновникам в растрепанном виде было решительно невозможно!
У вагона Лену ждал молодой улыбчивый мужчина в форме железнодорожного ведомства, он представился без формальностей – просто Яша, друг Береники и «состоящий при вокзале чиновник, не из самых больших». Он мельком оглядел проводников, кивнул, отпуская всех без замечаний. Саня усомнился в незначительности ранга Яши: кланялись ему с подобострастием и испугом. Обращались шепотом и весьма вежливо: Яков Ильич, господин и даже – сельское прошлое порой пробивается сквозь выучку – барин… Впрочем, сам Яша, несмотря на почтение к своей персоне, нос не задирал и сверху вниз на людей не смотрел, что очень понравилось и Лене, и ее сыну. Им помощник Потапыча вежливо улыбнулся, кивнул, Лене так и вовсе поклонился, согласно столичной манере вежливого обращения с женщинами:
– Вы не представляете, сударыня, какие события закрутились после телеграммы вашего отца! Платон Потапович не отдыхает третьи сутки. Никто не знает точно, какие чиновники еще работают, а какие уже признаны бесполезными и покинули места. Однако простите, вы с дороги, а я тут со своими сплетнями. Привык обсуждать Потапыча с вашей Реной, вот и не уймусь никак. Идемте.
– Но я бы…
– Идемте, – повторил Яша и вежливо подал руку. – Я на ходу все объясню, так спокойнее. Вдоль путей магами натянута дюжина звуковых мембран, так плотно, что даже самая хитрая прослушка невозможна. Знаю, все дело в вашем муже, вы приехали из-за него. Я тщательно изучил этот вопрос. Крайне сложная ситуация. Крайне. Все обвинения нелепы и уже сняты. Но, увы, эти торопливые недоумки успели посадить его в арестантский вагон, так некстати подвернулся поезд… И телеграмму дали в столицу, это еще хуже.
Яша виновато помолчал, ненадолго остановился, глядя на вагоны, на перрон, на высокие окна. Убедился, что поблизости нет подозрительных личностей, слишком внимательно прислушивающихся к чужим словам.