Павел и Авель

С этими словами местная учительница Эроса отпихнула в сторону Лизу и сорвав с себя платье, как будто бы оно загорелось, обнажила свое роскошное смуглое тело. Монахини прикрыли рукой глаза, как бы от солнца, и даже граф Г. залюбовался.

– Иди ко мне и возьми меня! – приказала настоятельница графу. – А ты, ты возьмешь его! – велела она Морозявкину в тот момент когда граф с удовольствием принялся выполнять ее поручение.

– О нет! Нет! Так нельзя! Я не хочу! Он не в моем вкусе, сеньорины! Уйди, противный! – в миг граф Г., не успев насладиться настоятельницей как следует и сделав лишь несколько движений, потерял все свое мужество, и попытался увернуться от рук и фаллоса месье Вольдемара, но наставница крепко вцепилась в его бедра, а монахини – в длани, лишая свободы передвижения.

– Бери его, овладей его темной пещерой, воткни в нее свой меч, иначе засеку и залюблю насмерть! – услышав эти слова, заколебавшийся было Морозявкин осознал их страшный смысл, так как уже поднаторел в итальянском.

Он, закрыв глаза, дабы не видеть собственного предательства, двинулся к аппетитной части тела графа на ощупь. И неизвестно чем бы все это кончилось, если бы за стенами монастыря не послышалась внезапно ружейная пальба и пушечная канонада.

Дело в том, что уже наступил прекрасный месяц май. И как раз с его наступлением Наполеон Бонапарт не нашел ничего лучше, как объявить Венеции войну. Последний дож тут же созвал Большой совет, который принял мужественное решение – сдаться на милость победителя немедля. Так пала великая республика Сан-Марко, и дож Людовико Манин отрекся, и даже, как свидетельствует госпожа История, наконец-то выкинул чепец, который всегда одевал под корону, сообщив слуге, что он ему не потребен более.

Войско Наполеона триумфально заняло Венецию. Ей предстояло разграбление, также как и здешним церквям с монастырями, а львам площади Сан-Марко – гибель, равно как и мастерским муранских стеклодувов, и «Золотой книге», которой было уготовано публичное сожжение. Далматинские солдаты прошивали воздух выстрелами, оставляя городские стены – именно эти выстрелы спасли невинность графа Г., если можно так выразиться, и позволили ему остаться друзьями с Морозявкиным. Монахини в ужасе разбежались от пальбы, что помогло путешественникам наконец одеться, тайком выбраться из опустевшего монастыря и продолжить свой путь, причем Лиза, граф Г. и Вольдемар поклялись друг другу никогда не вспоминать об этой ужасной истории, столь тяжко отразившейся на их нравственности.

Глава 16. Под безоблачным небом Испании

Неудивительно, что охота далее оставаться на земле Италии, которая кстати говоря тогда еще и не собиралась становиться единой, пропала у путешественников напрочь, и вместо запланированного Рима мамзель Лесистратова наряду с прочими членами, то есть участниками кампании, изъявила желание поскорее оказаться на испанской территории. Спешно сев в порту Голубой лагуны на подходящий корабль, путешественники оставили далеко позади захваченную французскими войсками Венецию и взяли курс на Барселону.

Надо отметить, что Мадрид воспринял известие о французской революции без всякого энтузиазма, и ветрам, подувшим оттуда, постарались поставить прочный заслон. Тем не менее Испания хоть и сочувствовала свергнутым Бурбонам, но заключила с наполеоновской Францией договор, по которому должна была отчаянно сражаться с англичанами.

Тем временем парусник, на который посчастливилось попасть нашим морским и сухопутным волкам, сделанный по мотивам традиционного венецианского нефа, весело обогнул пиренейский полуостров и плыл мимо Сицилии, Сардинии и Корсики прямо к Барселоне. Ветер раздувал белоснежные паруса, Морозявкин философствовал, развалившись на палубе под бизань-мачтой, и куря трубку с крепким голландским корабельным табачком.

– Ну вот, прощай, Венеция, здравствуй, Пиренейское море! Я нахожу, дамы и господа, что нам очень повезло, мы выбрались из передряги с минимальными потерями. Это все же гораздо приятнее, чем нюхать отравленный дым или месить сапогами грязь. По крайней мере будет о чем вспомнить, рассказать внукам… – обращался он к своей немногочисленной аудитории.

– Мы же договорились – не вспоминать! – резко оборвал его граф Г., удержавшись от того, чтобы не запустить в приятеля ботфортом, стоявшим рядом на просушке.

– Вы, Морозявкин, форменная свинья. Еще раз вы позволите себе гнусное упоминание о произошедшем конфузе, то я вынуждена буду отказаться далее следовать с вами на одном торговом судне. И поверьте, я найду способ, как вас с него удалить, – выпалив эту тираду Лиза покраснела и потупившись глянула на графа.

Она весьма сожалела о том, что ей не удалось преподнести себя графу Г. как великий дар с последующими удовольствиями и выгодами. А еще ей было по-женски стыдно за все, что довелось увидеть и узнать ее спутникам.

Целомудренный граф удивленно посмотрел на Лизу, затем перевел посуровевший взгляд на заболтавшегося Вольдемара, однако для безопасности дальнейшего путешествия решил переменить тему беседы.