Павел I

Самая распространённая версия, без всяких коррективов воспроизводимая по сию пору, сводится к следующему. Проснувшийся Монарх, «испугавшись шума и криков», решил бежать, но дверь в покои Марии Фёдоровны была «по его приказу заколочена», а потому он спрятался за каминной ширмой. Заговорщики, ворвавшись в спальню, увидели кровать пустой, и Николай Зубов прокричал: «Птичка улетела». Однако «проницательный» Беннигсен обнаружил спрятавшегося Императора за каминной ширмой и воскликнул: «Вот он!» Император стоял босой, в спальной рубашке и ночном колпаке.

В рассказе Беннигсена Ланжерону вся эта сцена наполнена похвальбой и самолюбованием. «Подобно всем прочим, — повествовал Беннигсен, — я был в парадном мундире с лентой, в орденах, в шляпе со шпагойвруке». Генерал забыл упомянуть, что «ленту» и «ордена» он получил из рук Монарха, которого пришёл убивать.

Далее начиналось действие, похожее на плохую копию древнегреческой трагедии. Воспроизведём самый растиражированный вариант.

«Государь, Вы арестованы», — изрекает Беннигсен. Павел Петрович не удостаивает Беннигсена ответом и обращается к Платону Зубову по-французски: «Что Вы делаете, Платон Александрович?» В ответ прозвучало: «Мы пришли от имени Отечества, чтобы умолять Ваше Величество отречься от Престола, потому, что Вы иногда страдаете помрачением рассудка. Ваша безопасность и подобающее содержание гарантируются Вашим сыном и государством». После окончания сего патетического монолога Зубов достал из кармана акт отречения и начал читать его. Однако читал он плохо, запинался и заикался и ему пришёл на выручку Беннигсен.

В это время в комнату ввалилась новая группа заговорщиков, уже из команды Палена, хотя самого предводителя всё ещё не было. Потом, как утверждал Беннигсен, Павел Петрович решил проложить себе дорогу «в покои Императрицы» (раньше Беннигсен же утверждал, что «двери были заколочены»), воскликнув по-русски: «Арестован! Что это значит — арестован?» Ему преградили путь, и началась «борьба». Последнее, что успел прокричать обречённый: «Что я вам сделал?» Но этот возглас не произвёл на присутствующих никакого впечатления.

В этот момент Беннигсен «покинул помещение», приказав молодому и дикому грузинскому князю полковнику В. М. Яшвилю (1764–1815) «сторожить Государя». Прошли какие-то мгновения, и всё было кончено. Императора убили. Смертельный удар в висок был нанесен графом Николаем Зубовым той самой золотой табакеркой — подарком «незабвенной матушки-Императрицы» Екатерины II. Если придерживаться мистических жизненных предопределений, то можно было бы заключить, что мать из преисподней послала свой смертельный удар ненавидимому сыну!

Увидевший покойного через пять дней после смерти H.A. Саблуков вспоминал: «Я видел Государя на его парадной постели. Лицо его, хотя искусно накрашенное, было чёрное и синее; шляпа была надета так, чтобы по возможности покрывать левый глаз и левый висок, которые были у него разбиты».

В существующих изложениях акта Цареубийства полно нарочитых неясностей и тенденциозных глупостей. Остановимся на некоторых деталях, имеющих принципиальное значение.

Откуда стало известно, что Император «решил бежать», тезис — безропотно принятый на веру многими историками? Это — утверждение Беннигсена. Понятно, что это домысел, причём весьма предвзятый. Не Император же ему о том поведал!

Такого же свойства и другой постулат: Павел Петрович «искал убежища» за каминной ширмой… В Петербурге циркулировал и другой рассказ, согласно которому Император встретил своих убийц, стоя у кровати, лицом к лицу. Но подобная мизансцена нарушала главный идеологический замысел цареубийц: изображать обречённого на смерть жалким, трусливым, никчёмным. «Лучшие люди нации» врываются в спальню «тирана», а тот, насмерть перепуганный, мечется по комнате шести аршинов в длину и ищет убежища, как какая-нибудь перепуганная салонная болонка. Так и только так надо было подавать публике данный сюжет. Так его часто по сию пору и «подают».

Возникает и недоумение, так сказать, чисто визуального свойства. Не известно, сохранилась ли та пресловутая каминная ширма из Михайловского замка, но многие другие сохранились. И любой желающий, посетив дворцы Царского Села, Павловска, Гатчины или Петербурга, легко может убедиться, что подобная деталь интерьера по своему размеру не может явиться «убежищем». Ребенок там еще может схорониться, да и то ненадолго, а взрослый человек, даже невысокого роста — никогда. Потому историю с каминной ширмой следует воспринимать как злонамеренный вымысел.