Павел I

По прибытии штандартов им были отданы обычные почести с соблюдением необходимого этикета. Их передали в соответствующие эскадроны, и я приступил к присяге. Прежде всего я обратился к Григорию Иванову.

— Что же, братец, видел ты Государя? Действительно он умер?

— Так точно, Ваше Высокоблагородие, крепко умер!

— Присягнешь ли ты теперь Александру?

— Точно так… хотя лучше покойного ему не быть… А впрочем, все одно: кто ни поп, тот и батька.

Так окончился обряд (присяги), который по смыслу своему долженствовал быть священным таинством; впрочем, он всегда и был таковым… для солдат…

Теперь я буду продолжать свое повествование уже со слов других лиц, но на основании данных, самых достоверных и ближайших к тому времени, когда совершилась эта ужасная катастрофа.

Вечером 11 марта заговорщики разделились на небольшие кружки. Ужинали у полковника Хитрова, у двух генералов Ушаковых, у Депрерадовича (Семеновского полка) и у некоторых других. Поздно вечером все соединились вместе за одним общим ужином, на котором присутствовали: генерал Беннигсен и граф Пален. Было выпито много вина, и многие выпили более, чем следует. В конце ужина, как говорят, Пален будто бы сказал: «Rappelez-vous, Messieurs, que pour manger d'une omelette II faut commencer par casser les oeufs».[187]

Говорят, за этим ужином Лейб-гвардии Измайловского полка полковник Бибиков,[188] прекрасный офицер, находившийся в родстве со всей знатью, будто бы высказал во всеуслышание мнение, что нет смысла стараться избавиться от одного Павла; что России не легче будет с остальными членами его семьи и что лучше всего было бы отделаться от них всех сразу. Как ни возмутительно подобное предложение, достойно внимания то, что оно было вторично высказано в 1825 году во время последнего заговора, сопровождавшего вступление на престол Императора Николая Первого.

Около полуночи большинство полков, принимавших участие в заговоре, двинулись ко дворцу. Впереди шли семеновцы, которые и заняли внутренние коридоры и проходы замка.

Заговорщики встали с ужина немного позже полуночи. Согласно выработанному плану, сигнал к вторжению во внутренние апартаменты дворца и в самый кабинет Императора должен был подать Аргамаков[189], адъютант Гренадерского батальона Преображенского полка, обязанность которого заключалась в том, чтобы докладывать Императору о пожарах, происходящих в городе. Аргамаков вбежал в переднюю Государева кабинета, где недавно еще стоял караул от моего эскадрона, и закричал: «Пожар!»

В это время заговорщики числом до 180 человек бросились в дверь. Тогда Марин, командовавший внутренним пехотным караулом, удалил верных гренадер Преображенского Лейб-батальона, расставив их часовыми, а тех из них, которые прежде служили в Лейб-гренадерском полку, поместил в передней Государева кабинета, сохранив, таким образом, этот важный пост в руках заговорщиков.

Два камер-гусара, стоявшие у двери, храбро защищали свой пост, но один из них был заколот, а другой ранен. Найдя первую дверь, ведшую в спальню, незапертой, заговорщики сначала подумали, что Император скрылся по внутренней лестнице (и это ему легко бы удалось), как это сделал Кутайсов. Но когда они подошли ко второй двери, то нашли ее запертой изнутри, это доказывало, что Император, несомненно, находился в спальне.

Взломав дверь, заговорщики бросились в комнату, но Императора в ней не оказалось. Начались поиски, но безуспешно, несмотря на то, что дверь, ведшая в опочивальню Императрицы, также была заперта изнутри. Поиски продолжались несколько минут, когда вошел генерал Беннигсен, высокого роста флегматичный человек; он подошел к камину, прислонился к нему и в это время увидел Императора, спрятавшегося за экраном. Указав на него пальцем, Беннигсен сказал по-французски: «le voilä!», [190]

после чего Павла тотчас вытащили из его прикрытия.

Князь Платон Зубов, действовавший в качестве оратора и главного руководителя заговора, обратился к Императору с речью. Отличавшийся обыкновенно большой нервностью, Павел на этот раз, однако, не казался особенно взволнованным и, сохраняя полное достоинство, спросил, что им всем здесь нужно?

Платон Зубов отвечал, что деспотизм его сделался настолько тяжелым для нации, что они пришли требовать его отречения от престола.

Император, преисполненный искреннего желания доставить своему народу счастье, сохранять нерушимо законы и постановления Империи и водворить повсюду правосудие, вступил с Зубовым в спор, который длился около получаса и который, в конце концов, принял бурный характер. В это время те из заговорщиков, которые слишком много выпили шампанского, стали выражать нетерпение, тогда как Император в свою очередь говорил все громче и сильно начал жестикулировать. В это время шталмейстер граф Николай Зубов, человек громадного роста и необыкновенной силы, будучи совершенно пьян, ударил Павла по руке и сказал; «Что ты так кричишь!»