Потом пошли другие неприятности. Лаборатория Углова была вынуждена установить санитарный максимум для объема передаваемых через Муртазова телепатем: он был определен как два часа пятьдесят две минуты в неделю при шести рабочих днях и обязательном последующем выходном: формально для Муртазова, на самом деле — для персонала лаборатории. Впрочем, и Муртазова Углов тоже берег, соображал все-таки, что из курицы, несущей золотые яйца, суп не варят. Ибо, если поступало для передачи подряд три, максимум четыре телепатемы, Муртазов впадал в бессознательное состояние, и потом добрых двенадцать часов вообще летели козе под хвост, лишая лабораторию премиальных и грозя более серьезными неприятностями, вплоть до обвинения по статье 58, пункт 14 (саботаж). Однако Углов не зря был на хорошем счету у начальства. В случаях крайней, экстрапервостепенной необходимости, имелся еще один, запасной метод, получавший в официальной документации название «код Углова» и принесший майору вместе с лабораторией Сталинскую премию второй степени со всеми вытекающими отсюда благами. Ежели, скажем, Муртазов впадал в бессознательное состояние от трех максимально длительных телепатем, а требовалось, к примеру, отозвать агента из логова Даллеса, майор брал старинный деревенский валек для стирки белья, признанный к этому времени оптимальным предметом воздействия на лобную кость татарина, и ласкающими дирижерскими взмахами выстукивал на лбу бывшего националиста, с помощью обычного шифра или даже азбуки Морзе, весь текст экспресс-телепатемы. Как показал опыт, стук в таких случаях был слышен не слишком сильный, но отчетливый, а здоровье Муртазова совсем не страдало.
На теплом месте директора лаборатории Углов дослужился довольно быстро до звания полковника, однако выше мог пойти, только оторвавшись от этого самого места. Он пробовал рыпнуться, но сверху последовал окрик: доказал уж свою незаменимость в качестве ударника, так сиди себе в качестве полковника, не то будет куда как хуже, и остался Углов седеть и редеть шевелюрой возле чахлого крымско-татарского диабетика, на лобную кость которого вот уже более четверти века деревянной пятой опиралась вся телепатическая служба советской разведки. Углов смирился с участью и стал собирать коллекцию старинных деревенских вальков.
Итак, Муртазов готовился съесть свой донельзя диетический завтрак. Сегодня ему дали поспать, среди ночи только разбудили на минутку, показали фотографию какого-то типа лет сорока, то ли знакомую, то ли нет — Зия давно уж и не пытался ничего запомнить — и трижды тюкнули вальком, всего-то. Так что ночь для него прошла просто даже отлично.
В комнатах над бункером тем временем кипела работа. Углов почти до утра просидел перед экранами телевизоров, на которых в разных масштабах и ракурсах демонстрировалось все, происходящее в комнате Тони, самолично прохронометрировал события, а теперь как раз выкроил время дать разнос сектору телепортации. Ибо в течение полугода, с тех пор, как кубинцы дали знать, что американцы снова балуются телепортационной передачей шпионов, над Москвой неустанно вращался локатор телеперехвата — и все безрезультатно, ни один клочок живой или неживой материи не был отправлен в Москву решительно никем. Года два тому назад государственный секретарь США Стивен О'Рейли туманно заявил в интервью, что его страна может переместить кого захочет куда угодно. Немедленно с помощью болгарских друзей были получены компетентными органами советской науки схемы телепортационной камеры, которую — лишь немного видоизменив конструкцию, предложенную некогда пионером русской науки Геннадием Ивановичем Ореховым-Борисовым, и, как известно, привидевшуюся ему в страшном сне — построил для американцев югославский эмигрант, в прошлом платный агент гитлеровцев Абрамовитц. Со всей возможной тщательностью следуя схемам, восстановив, конечно, утраченную часть достоинств ореховского прототипа, телепортационную камеру смонтировали в просторном помещении бывших Госкрымшампанподвалов, которые разрастающееся вниз, вверх и вширь министерство только что прибрало к рукам. Камера была построена, но отчего-то не действовала, хотя отправленные через нее две собаки и лаборант-доброволец делись куда-то бесследно… Вероятно, какие-то мелкие детали конструкции остались неизвестны болгарским друзьям. Кроме того, чудовищные затраты энергии при включении камеры и отсутствие самомалейших результатов вызвали недовольство начальства; конструкцию отключили, разрешив использовать как подсобное помещение, — взамен же поручили группе молодых парафизиков сварганить аппарат для перехвата телепортируемых объектов, — все в тех же подвалах. И такой прибор был построен, но испытать его оказалось совершенно невозможно, американцы ничего не пересылали, и было неясно, работает он вообще или нет.