Павел II. Книга 1. Пронеси, господи!

— Васильевна, — миролюбиво согласился старичок и продолжил: — все равно ведь Вильгельмовна, но раз уж ваш покойный батюшка три раза и вероисповедание, и метрику, и национальность менял, так ли важно? — и протянул Кате письмо в незаклеенном конверте. Катя запахнула халатик поплотнее, зачем-то оторвала от конверта край и извлекла письмо сбоку. Быстро-быстро прочла она тот немудрящий десяток фраз, который накатал будущий император на вырванном из тетради листке круглым своим, почти школьным почерком. Косяками они ходят, что ли, дезинфекторы эти? Давешний запомнился ей очень хорошо, Митька тогда тоже выл, но нынешний годился прежнему в отцы, сходства во внешности она по близорукости не усмотрела.

— Так как же мучного жучка?.. — спросил дед, берясь за чемоданчик.

— Откуда у вас это письмо?

— От супруга вашего, от Павла Федоровича, между делом занести просил. Там и еще что-то передавал он для вас, не упомню только, захватил ли…

— Так, может, проверите?

— Да что проверять-то… Уж если говорить хотите, то хоть на кухоньку-то проводите, года мои не те встояка такие беседы позволять себе вести…

Катя, охваченная нестерпимой тревогой, провела старичка-дезинфектора на свою чисто прибранную кухню. Странное она только что получила письмо от мужа, донельзя странное, не понравилось оно ей и даже обидело. Павел взял какой-то начальственный тон, будто барин какой, дворянин тоже нашелся. Сперва писал, что пусть, мол, Катя не беспокоится. Не побеспокоишься тут! Потом писал, как он ее любит. Видать по всему! И поэтому пусть поверит, что надо сделать все, как он велит. Писал бы уж — приказывает! Повелевает! Уложить, мол, все необходимое и на полгода уехать к самым дальним родственникам на Алтае — если на Телецкое не хочется ехать, то можно и к Веточке в Славгород, но там он за нее спокоен не будет, лучше все-таки найти или тетку Марту, или тетку Марию, или тетку Гизеллу, ту, помнишь, которая масло делает. Откуда он их всех только вспомнил! Работать она, мол, пусть работает, преподаватели везде нужны, но лучше пусть не работает, нет больше у Романовых такой необходимости, столько за гравированный рис решило заплатить министерство, что за всю жизнь не истратить, аванс выдали и он ей часть посылает, остальное сам привезет. Он, мол, сам в Горноалтайск, или куда она решит, за ней приедет. Враль проклятый!

Страшное подозрение шевельнулось в душе Кати: муж сбежал. Она догадывалась, что какой-то роман когда-то у Павла был, и какая-то женщина могла бы на ее законного мужа предъявить кое-какие права; она даже знала, как зовут эту женщину — Аля. Алевтина? Алена? Неужто муж просто решил от нее, от Кати, откупиться? Да и деньги-то где? Позабыв про то, что в кухне чужой человек сидит, и про то, что Митька уже воем изошел и кашляет, Катя рванулась в кабинет мужа, рывком открыла письменный стол, копнула в бумажках и сразу успокоилась. Сберегательная книжка с отцовскими наследными была на месте, с нее Павел не снял ни копейки, — знать бы Кате, сколько усилий стоило Джеймсу уломать Павла не снимать этих денег, не прятать, не увозить с собой, попросту бросить их. Значит, не сбежал. Неужто и правда рис нынче в такой цене? Знала бы, не кормила бы Митьку в тот раз, за который Павел обиделся. Надо, пожалуй, и еще рису запасти. Вон какие чудеса. Да, где деньги?

Вот только на Алтай ехать не хотелось. Катя вернулась в кухню и увидела, что старичек-дезинфектор тихо дремлет, выложив на кухонный столик перед собой невероятно толстую пачку мятых рублей и трешек, еще несколько пятерок лежит в стороне и одна десятка.

— Это вам, — уютно сказал старичок. — Меня Павел Федорович и помочь вам уехать уполномочил, у меня знакомство на вокзале есть, я там тараканов морил. Только чтоб вы сами решили, куда поедете, чтобы свободная ваша воля, значит, была.

Катя машинально сгребла деньги, заметив грустный взгляд старичка, поколебалась и протянула ему сиротливую десятку, как двадцать копеек почтальону за телеграмму давала. Старичок кивнул и быстро взял: Рампаль всегда и во всем был экономен.

— Так вам билет взять?

— Вот еще, не поеду я никуда… — начала было Катя и вдруг осеклась. — Не волнуйтесь, я сама возьму, вещи вот на вокзал только…

— Да я помогу вам, вы не глядите, что я старенький такой. Я еще охо-хо!

— Вижу, что хо-хо. А в школе меня кто отпустит, это он отчего не подумал?

— Ох, простите, запамятовал, старость все-таки!.. — дезинфектор выудил из ветхого пальтишка бланк заверенной телеграммы, с какой-то совершенной чепухой из Кировограда, — но выглядела телеграмма очень солидно и подлинно. Катя вспомнила, что и самого Павла отпустили по такому же, — да и кому сейчас французский преподавать, старшие классы на картошке! — Зовут меня, кстати, Петром Герасимовичем.

— Может, чайку согреть? Или еще чего-нибудь, у нас осталось…

— Благодарю вас, еще чего — ни в коем случае, вредно мне, возраст проклятый. Я ведь только с виду, понимаете ли, охо-хо, а на самом деле годы проклятые…

— А Павла вы откуда знаете?