Потом она увидела, как четверо солдат пронесли закутанного в солдатскую шинель человека. Она увидела избитое, окровавленное лицо, лицо когда-то надменное и исполненное величия власти, и голые ноги, беспомощно торчавшие из-под шинели… Потом мимо нее пробежала ее мать, в одной сорочке, босая, с безумно вытаращенными глазами, с дикими криками, оглашающими дом.
Пронесли связанного принца Петра и его рыжего служителя, помощника по розыскам ее отца, Берга. Пронесли плакавшего навзрыд принца Карла. Все это видела своими глазами обезумевшая от страха девочка и разом поняла все…
«Ее родных арестовали… подвергнут пыткам и казни… Это ясно, как день… Арестуют и ее… и казнят как дочь человека, сумевшего заставить проклинать и ненавидеть себя за его десятилетнее пребывание в России. Сейчас найдут ее… откроют ее убежище, свяжут, возьмут, подвергнут пытке».
Думы Гедвиги прервали быстрые шаги по коридору и чей-то голос, произносивший ее имя.
«Что это? Кто это может звать ее теперь? Кто вспомнил о ней в эту ужасную минуту?» — подумала девочка.
— Принцесса Гедвига, вы здесь! — раздался знакомый голос.
Подняв глаза, она увидела перед собою хорошо знакомое лицо, черные кудри и ласковые глаза, глядевшие на нее с сочувствием и печалью.
— Принцесса, как я счастлив найти вас! — прозвучал милый молодой голос у ее уха, — я спасу вас, я помогу вам, ваша светлость, скрыться во дворце цесаревны… Там вас полюбят как родную… Мы вымолим вам прощение у правительницы, и вы снова будете счастливы, ваша светлость! Бежим же, бежим скорее, пока есть время!
И он схватил ее за руку и увлекал за собою.
Гедвига вся поддалась обаянию пылкой детской речи юноши-пажа. Да, да! Бежать скорее! Уйти из этого ада, во что бы то ни стало уйти! Она еще молода! Она хочет жить и радоваться. Ей ведь четырнадцать лет только, и она еще не знала счастья… Там, во дворце ласковой Елизаветы, о доброте которой так часто ей приходилось слышать, вместе с этим милым мальчиком она забудет былые невзгоды, попреки отца, злые выходки братьев… Там над нею никто не будет смеяться!.. Только скорее, скорее вон отсюда, пока не появились снова эти ужасные солдаты!
Но вдруг жгучая мучительная мысль пронзила ей мозг: «Как? Она оставит свою семью в эту роковую минуту? Она умела широко пользоваться всеми благами, доставленными ей ее отцом, а теперь, когда он из всемогущего государя-регента превратился в жалкого, избитого своими же подчиненными, арестанта, оставить его и свою несчастную семью?! Нет, она, горбунья Гедвига, не способна поступить так. Каков бы ни был с нею раньше отец, — он ее отец, и она должна разделить его долю. Прочь же, прочь обольстительный призрак будущего счастья! Не ей веселиться и пользоваться свободной радостной жизнью, когда ее семья идет на дыбу, на пытку, на казнь! Что бы ни было, она разделит их участь. Она забудет все зло, причиненное ей, она должна помнить одно: она дочь и сестра и обязана разделить горькую участь ее близких!»
Принцесса Гедвига разом остановилась, вырвала свою руку из руки Долинского. Глаза ее загорелись ярко, ярко… Какой-то тихий свет разлился по ее лицу, и от этого света длинное, некрасивое лицо горбуньи стало как будто красивее, привлекательнее.
— Благослови тебя Бог, милый юноша, за твою помощь, за твою доброту, — проговорила тихо и взволнованно принцесса, — но я не пойду с тобою. Мое место с моими родными, с моим несчастным отцом!
И она стремительно бросилась бежать по пустым покоям прямо в сени, на крыльцо, у которого несколько человек солдат усаживали в сани ее обезумевших от страха братьев и мать.
— Я принцесса Гедвига Курляндская, — проговорила она бодрым и звонким голосом, — и хочу разделить судьбу моего бедного отца! Возьмите меня с ними!
Глава XVII
Регентша — правительница и ее приближенные. Миних обижен. Новое придворное светило
Когда избитого солдатами Бирона привезли в Зимний дворец в одной солдатской шинели, Анна Леопольдовна, провозглашенная уже регентшей-правительницей, не захотела воспользоваться своею властью, чтоб предать своего злейшего врага пытке и казни. Вопреки желанию тех, которые полагали, что бывший регент должен лютой смертью окупить все свои козни и преступления, добрая и мягкая Анна ограничилась лишь ссылкою герцога, его семьи и приверженцев в отдаленный город Пелым, с лишением его орденов, титулов и имущества.