— Говори же, Томас, — проговорил он наконец хриплым голосом. — Анни правильно сказала. Ты нам как родной. Для меня ты больше брат, чем мои братья по рождению. И я не собираюсь держать тебя в этом паршивом месте целую вечность. Только… — Он сглотнул. — Только не совершай ту же ошибку, что и человек, который сидел здесь до тебя. Не молчи.
Внезапно Томас вскочил с койки и ринулся в противоположный угол.
— Оставьте меня! — закричал он оттуда, изо всех сил прижимаясь к стене, словно хотел проломить ее. — Оставьте меня и уходите отсюда! Можете замуровать меня здесь, уморить голодом, но вы ничего от меня не услышите об этом мертвеце!..
ГЛАВА 20
Элинор отошла от мертвого тела и вновь накрыла его полотном. За дверью часовни бушевал ветер, ударяя в стены с такой силой, словно и сама природа была возмущена до самых своих глубин страшным убийством солдата — Христова воина.
Повернувшись к сестре Анне, настоятельница произнесла с дрожью в голосе:
— Удивительно, какая сила была в руке, нанесшей все эти чудовищные удары.
— Доспех на убитом порядком обветшал, — отвечала Анна, — но все равно вы правы, миледи: понадобилась дьявольская сила, чтобы такое сделать. — Она содрогнулась. — Не удивлюсь, если тут поработал один из пособников нечистого.
— Моя тетя часто говорила мне, что князь тьмы совершает свои злые деяния с помощью нас, смертных, — продолжила разговор настоятельница. — Полагаю поэтому: убийцу следует искать среди существ из плоти и крови.
— А это?.. Что же это может значить?
Анна показала на кинжал, найденный в груди убитого.
В самом деле, означает ли оружие с арабскими письменами на рукоятке предупреждение христианнейшему королю Генриху и всем его подданным, что на их землю ступил противник, иноверец, с самыми коварными замыслами? Так подумала Элинор, но ответить на этот вопрос не могла.
— Вы что-нибудь знаете, сестра, о тех, кто называет себя «ассасины»? — спросила она.
— Очень мало. Но слышала, что члены этой секты не нападают на простых людей, к которым прежде наверняка принадлежал покойный.
Элинор кивнула.
— Тогда, возможно, это какой-то исключительный случай и убийство совершено в минуты особого душевного волнения, которому убийца не мог противиться. Под влиянием дикой злобы, например. — Она легко притронулась к груди убитого, словно хотела стряхнуть с него остатки чужого ожесточения. — Чем ты так его озлобил? Своего убийцу? — спросила она у трупа. — И что хотел он сказать тебе и всем нам, оставив в твоей груди этот нож?
Труп молчал. Анна негромко произнесла:
— Мне кажется, что одна эта рана в груди не могла его убить. Клинок не выглядит очень острым, да и вообще не похож на орудие убийства. Длина у него тоже недостаточная. Похоже, человек был сначала зверски убит, а уж потом ему в грудь воткнули нож.
— И кроме всего прочего, причина его смерти — не ограбление, — сказала Элинор. — Так считает Ральф… Но, возможно, убийца хотел, чтобы так подумали, и нож в груди тоже лишь для того, чтобы запутать тех, кто будет расследовать. Но Ральфа обмануть не так просто.
— Да, он хорошо разбирается в подобных делах, — согласилась Анна.
Элинор продолжала — раз уже начала — высказывать свои предположения о происшедшем, и Анне они казались весьма сообразными.
— …Итак, то, как свершилось убийство, не похоже на повадку грабителя. А если не грабеж, то что? Скорее всего, месть за что-то. Быть может, не менее ужасное, нежели эта расправа. Или предупреждение о чем-то, тоже страшном, что должно воспоследовать.
— Кинжал оставлен как бы напоказ, — предположила Анна. — Выходит, он что-то значил и для убийцы, и для жертвы.
— Верно, сестра! Возможно, этим убийством разрешен какой-то давний спор, исполнена какая-то клятва. Вспомните, когда шесть лет назад Монфор, граф Лестерский, погиб в битве с королевскими войсками, его тело тогда разрубили на куски и наш милостивый король отправил их по всей стране как знак окончания баронских раздоров и возвращения прежней власти во всей ее полноте.
— Но этот несчастный, миледи, — Анна кивком головы показала на труп, лежащий на козлах, — он же всего-навсего простой солдат.
— Простые люди могут точно так же вторгаться в жизнь друг друга, мучить и приносить несчастья, как и люди благородного происхождения.
— Значит, вы уверены, что убийца и жертва были знакомы?
— Скорее всего так. Но все равно мы ровно ничего не знаем: ни где и когда они встретились, ни что произошло между ними раньше.
После этих слов Элинор погрузилась в молчание. Слышно было только завывание ветра снаружи.
— Ночь кончается, — сказала наконец Анна. — Скоро утреня. Вы идете?
— Я останусь здесь ненадолго для молитвы.
Анна ушла, оставив Элинор возле трупа.
Угнетенная происходящим вокруг нее и в ней самой, Элинор преклонила колени на каменном полу часовни и молилась о чужих и своих грехах. О том, чтобы утих огонь, сжигающий ее душу, растаяла постоянная боль в груди. Теперь к этой боли прибавился страх. Она знала, что Ральф в конце концов найдет убийцу, верила в это и хотела этого, но боялась и думать о том, что может открыться в связи с этим.