Печаль Танцора

Девушка пылко зарделась и отвела глаза. Вытянула руку, коснувшись груди пятнистого орла, гостя из далеких южных саванн. Птица была такой большой, что вполне могла счесть ее обедом. - Я забочусь обо всех сиротах.

- Ну, опять спасибо.

- Что пошло не так, как ты ждал?

- Всё. Местные недоумки! Никто не желает оценить мои таланты. Здесь для меня нет места. Всё занято или запретно.

Она шевельнула костлявыми плечами. - Разумеется, все хорошие жердочки заняты - именно потому, что они хорошие, никто не желает их освобождать.

Слабая улыбка вернулась на его губы от этакой птичьей логики. Но, похоже, это было верно. Он откусил хлеба. - Ну... я старался занять одну, но дела пошли худо. Теперь город для меня потерян. Пора убираться. Думаю об Анте. Говорят, там хорошая добыча. Хотя бы вино лучше.

- Почему ты думаешь, что там не так, как здесь?

Он прекратил жевать и с усилием проглотил хлеб. - Полагаю, нужно поехать и проверить.

Она промолчала, лишь сжались тонкие бледные губы. Он подошел к бурому соколу со сломанным крылом. - Что бывает с твоими сиротами, когда они вылечиваются?

Вначале она не хотела смотреть на него, но губы разжались, глаза дрогнули. - Улетают.

- Да, именно.

- Но не все! - закричала она и уткнулась лицом в грудь орла, обнимая его руками. Птица сверкала глазами за клювом-скимитаром. Дорин удивился, видя, что она не боится устрашающего, занесенного над головой оружия.

- Осталась последняя ночная работа. Деньги на проезд.

- А ты придешь сказать прощай? - пробормотала она из белых грудных перьев.

- Да.

- Клянешься?

- Да. Клянусь прийти и попрощаться перед отъездом.

Она оторвалась от орлиной груди, вытерла нос кулаком и фыркнула. - Ладно же. Ночью.

Он встал и допил чай. - Благодарю.

- Можешь поспать здесь... если хочешь...

- Спасибо, но нужно подготовиться. Увидимся. - Он пошел к окну.

- Обещаешь? - крикнула она. Он кивнул и спрыгнул.

Одинокая Уллара обернулась к орлу. Погладила узкие бедра. Ярость в ее взоре соперничала с птичьей. Девушка указала на другое окно, побольше. - Собери всех, - велела она.

Большой орел поднял клюв и пустил пронзительный клич, захлопал крыльями, исчезая в окне.

***

Дорин вымылся в общественных банях у реки, отдохнул в одной из комнатушек, снимаемых им по всему городу - роскошь, на которую уже нет средств. Вынул снаряжение и оделся весьма обдуманно. Натянул темные брюки, стеганую поддевку и легкий, однако прочный жилет. Выбрал дюжину ножей, шесть пар разного веса и размера, мотки веревки и проволоки. Часть обвязал вокруг груди, часть на пояснице. Надел легкие кожаные башмаки с подошвами из пеньки, обмотал голени и закрепил обмотки кожаными ремешками. Ремешки держали половину клинков, остальные угнездились на двух перевязях. В кармашках на одежде укрылись маленькие флаконы с различными снадобьями и мазями. Смола для пальцев; уголь для лица; пыль, которую можно бросить на пути врагов, чтобы у них заслезились глаза и начался неудержимый кашель.

И все время его подгонял презрительный, нетерпеливый голосок старого учителя. "Сначала растяжка, малец! Давно ли ты практиковался с кастетом? Правая нога не в помощь - что, досталось ночью? Помни, нужно ее учитывать. А где крюки для лазанья? Мы что, переросли их? Вряд ли!"

Он почти чувствовал удары бамбуковой палки по спине и плечам. Разумеется, они несли мало вреда, рука старца была уже нетвердой. Что страдало, так это гордость.

"Да, нужно было делать растяжку. Да, не нужно было выходить из дома две ночи. И да-да, я давно не практиковался как следует..."

Стоя на коленях, он опробовал легкость извлечения всех клинков. Удовлетворившись, набросил бесформенную куртку и плащ с капюшоном, подошел к окну и прыгнул на крышу. Солнце как раз садилось. Янтарные лучи еще касались высокой городской башни над дворцом. Чуть сутулясь, Дорин шагал в сторону района известной Улицы Богов.

Оказавшись там, свернул на узкие задние улицы. Они оказались застроенными частными домами, лишь изредка встречался храм или капище какого-либо иноземного, мало известного божества. Лавки торговали принадлежностями культа и украшениями для храмов: свечники, похоронные дома, продавцы редких благовоний и масел для каждения или бальзамирования.

После некоторых поисков он нашел удобное место на крыше храма жутких древних зверобогов. Встал на колени между каменным вепрем-Фенером, богом войны и ярости, и грубым изображением Тогга, волка зимы. Напротив за несколькими жалкими хижинами лежал заброшенный мавзолей; все в Хенге знали, что он освящен во имя Худа, старинного бога смерти.

Двери храма были открыты, порог темен и пуст. Даже улица оказалась лишенной всякого движения. Это смутило Дорина, ведь сумерки были традиционным временем обрядов служителей Худа. Однако он нашел ответ в шайке громил, отгонявших прохожих с этого направления.