Печальные тропики

Помимо того, что меня крайне беспокоила судьба моих спутников, была еще одна проблема, о которой я должен здесь упомянуть, поскольку написание этой книги зависело от решения, которое, увидим вскоре, далось нелегко. Единственным моим имуществом был дорожный чемодан, набитый экспедиционными документами: лингвистические и технологические картотеки, путевой журнал, заметки, карты, планы и фотографические негативы – тысячи листков, карточек и снимков. Весь этот подозрительный груз пересек линию границы ценой огромного риска для перевозчика, который взял все на себя. После приема, оказанного в Мартинике, я сделал вывод, что не могу позволить таможне, полиции и второму отделу адмиралтейства даже взглянуть на то, что могло им показаться шифровальными таблицами (это касается местных словарей), описаниями стратегических операций или планами захвата в виде карт, схем и фотографий. Руководствуясь этими соображениями, я решил объявить свой чемодан транзитным, и его отправили запломбированным в хранилища таможни. Как мне сообщили впоследствии, мне нужно будет покинуть Мартинику на иностранном судне, куда будет погружен чемодан (требовалось приложить немало усилий, чтобы осуществить этот план). Если я отправлюсь в Нью-Йорк на борту «Д’Омаля» (настоящий корабль-призрак, которого так ждали мои спутники в течение месяца, пока он однажды не материализовался в виде большой свежевыкрашенной игрушки из другого века), чемодан сначала попадет на Мартинику, а потом еще предстоит покинуть ее. Об этом не могло быть и речи. И я отправился в Пуэрто-Рико на белоснежном шведском банановозе, где в течение четырех дней наслаждался, как отзвуком минувших времен, безмятежной и почти уединенной поездкой. На борту было всего восемь пассажиров, и я не пожалел, что сел именно на это судно.

После французской полиции – полиция американская. Выходя в Пуэрто-Рико, я сделал для себя два открытия: в течение пары месяцев с момента отъезда из Мартиники законодательство об иммиграции в США изменилось, и документы из Новой школы социальных исследований не соответствовали больше новым постановлениям. К тому же, и это главное, опасения, которые я испытывал относительно проблем с моими этнографическими документами, которых мне удалось избежать в Мартинике, американская полиция подтвердила в высшей степени. Ведь после того как меня приняли за жидо-масонского наемника американцев в порту Фор-де-Франс, я вынужден был с горечью констатировать факт, что, с точки зрения США, я мог оказаться эмиссаром Виши, если не немцев. Ожидая, пока Новая школа (в которую я незамедлительно телеграфировал) удовлетворит требования закона и специалист ФБР, умеющий читать по-французски, прибудет в Пуэрто-Рико (мои карточки содержат на три четверти нефранцузских слов из малоизвестных диалектов центральной Бразилии, и я содрогался от мысли о времени, которое понадобится, чтобы найти эксперта), иммиграционные службы решили меня поселить, притом за счет навигационной компании, в отель в строгом испанском стиле, где я ел вареную говядину и турецкий горох, в то время как два полицейских, грязных и плохо выбритых, по очереди круглосуточно дежурили у моей двери.

Я помню, как в патио этого отеля Бертран Голдшмидт, прибывший на том же корабле и возглавивший впоследствии Комиссию по атомной энергии, объяснил мне однажды вечером принцип атомной бомбы и поведал (это было в мае 1941-го), что крупнейшие страны вступили в научную гонку, которая гарантирует победу тому, кто придет первым.

По окончании нескольких дней мои последние товарищи по путешествию уладили свои проблемы и уехали в Нью-Йорк. Яостался один в Сан-Хуане в компании двух полицейских, которые сопровождали меня по мере надобности в три дозволенных пункта: консульство Франции, банк, иммиграционную службу. Для посещения любого другого места необходимо было специальное разрешение. Однажды я получил его, чтобы пойти в университет, куда мой охранник из деликатности не зашел; чтобы не унижать меня, он ожидал у дверей. Так как он сам и его компаньон часто скучали, то порой нарушали постановление и позволяли мне по собственной инициативе отвести их в кино. Только через двое суток, прошедших с момента освобождения до посадки на корабль, я смог посетить остров под любезным руководством М. Кристиана Белля, в то время генерального консула, в котором я нашел, не без удивления, в таких необычных обстоятельствах коллегу-американиста. Он много рассказывал о каботажном плавании на паруснике вдоль южноамериканских берегов. Немногим раньше из утренней прессы я узнал о визите Жака Сустеля на Антильские острова с целью присоединить французских резидентов к де Голлю: мне понадобилось еще одно разрешение, чтобы встретиться с ним.