И тогда Хаади замолчал. Но замолчал неодобрительно, не оставляя надежды отговорить молодого господина от этой совершенно глупой затеи. И по дороге ещё несколько раз пытался вразумить — «чем тогда оплачивать заказ в лавке каллиграфии», «что скажет господин Глава Фу», «что скажет господин Дэй», «как накажут самого Хаади, что не уследил и не отговорил», но Коста решил твердо. Фениксы жгли карман. Почти прожигали, и он решил отказаться от заказа завтра. Золотой аванса ему не вернут, но зато, если он выкупит хотя бы одного… хотя бы одного единственного… сегодня ночью он сможет спать спокойно.
— Я не могу, господин, поймите, я уже сказал, что продам их через четыре дня после подготовки…
Распорядитель клетей уступать не хотел. Предлагал им других рабов — лучших, вместо этой «непригодной некондиции», уговаривал, лебезил, пока Коста не вытащил из кармана золотой и насильно вложил в руку южанину.
— Можете, — твердо и спокойно парировал Коста, приподняв рукав, чтобы был виден герб родового кольца. — Эти четверо просто не пережили… под-го-тов-ку, — произнес он по слогам. — Все знают, как небрежно работают лекари, эликсиров на рабов не хватает, стоит такая жара… Они просто не перенесли…процедуры.
Через пять мгновений торгов, и вмешательства Хаади, южанин, убедившись, что в притворе нет никого, и только они трое, наконец согласился и озвучил ценник, назначенный за живой товар:
— Местный пойдет за четыре феникса, он хоть и не вышел внешностью, но тих и послушен. Спокойных ценят. А пустынные твари — по фениксу штука…
— Один ранен, у него повреждена рука, — вклинился Хаади.
— Рука не помеха, если выкупают на смерть, — осклабился южанин. — Один феникс — или продажи не будет. Торга нет. Выбирайте. Или заберете четверых?
Коста прикусил губу, изучая тех, кто сидел в клети.
У него — пять фениксов, только пять. Чтобы выкупить всех — нужно семь, у него нет столько. Значит, он может купить либо троих пустынников, либо… одного рябого южанина и одного ребенка пустыни, но тогда двое останутся здесь. Спасти троих? Или двоих?
— Господин, поторопитесь, рынок закрывается, но притвор я запираю раньше, что вы решили…
— Сними плетения, я хочу поговорить лично, чтобы выбрать.
Чары упали, южанин отпер клеть и Коста в сопровождении Хаади зашел внутрь, встретив четыре пары напряженных глаз.
— Хороший господин хочет купить кого-то из нас до… завтра, — сказал от лица всех рябой мальчишка, и Коста понял, что тот вовсе не так спокоен, как хотел показаться. — Спрашивайте, хороший господин.
— Вы нарушили закон?
— Нет, — твердо опять ответил за всех сразу рябой. — Они, — он указал на пустынников, — действительно просто позаимствовали кувшин, чтобы набрать воды из колодца. Вода низко, иначе не достать. И вернули бы. А я… вор, — закончил он спокойно. — Но не воровал, и здесь случайно и совсем не по этой причине.
Коста молчал, внимательно изучая малейшие изменения напряженных лиц.
— Я могу поклясться Немесом, хороший господин, — голос рябого наконец дрогнул. — Что нет вины, или пусть змей поглотит меня, и не видать мне удачи до конца жизни…Только заберите отсюда кого-нибудь.
Пустынники молчали, глядя на него почти не дыша… Коста на миг закрыл глаза и, наконец решил, что купит этого — рябого и того пустынника у которого повреждена рука, а за остальными вернется завтра, и подумает, где взять денег, и вообще подумает, но…
Ему на плечо опустилась тяжелая рука Хаади, а потом личный кошель Наставника перекочевал из внутреннего кармана ему на ладонь.
— Ваши деньги, юный господин, чтобы расплатиться, — Хаади произнес это глядя в сторону. — «Очень хороший господин» выкупает всех четверых. Готовь купчие, быстро, — рявкнул он в миг засуетившемуся южанину. — Господин может себе позволить!