Он показал мне свой проект нашейной кольчуги, прикреплявшейся к шлему. Пока работавшие в замке кузнецы занимались изготовлением этих кольчуг, маэстро следил за упражнениями солдат и обсуждал тактику с бомбардирами-артиллеристами, состоявшими при пушках. Он хотел создать пушку невероятных размеров и проводил расчеты ее параметров и веса ядра. Для меня оставалось загадкой, как он мог любить природу и в то же время создавать орудия смерти. Но у него не было постоянного источника дохода. Он не был законным сыном и поэтому не мог рассчитывать на полноправное содержание со стороны отца. Все его существование, как и существование его слуг, зависело от покровительства других.
Иногда ему удавалось под каким-нибудь предлогом покинуть замок и поехать в деревню. Его очень заинтересовало мое знание растений. Он стремился узнать любую мелочь о мире, в котором мы живем. Он расспрашивал меня о бабушке и ее знании трав и записал все рецепты лекарственных отваров, которые я смог вспомнить. Но далеко не все бабушкины рецепты хранились в моей голове. Я уже говорил, что, когда она умерла, книжка с рецептами была зарыта вместе с другими ее вещами.
Однажды, когда мы были довольно далеко от крепостной стены Аверно, Грациано попросил нас остановиться. Все утро он стонал и хватался за живот: его мучили боли. Теперь он заметил у обочины какое-то растение. Все мы спешились.
Грациано оторвал от растения листочек и хотел уже сунуть его в рот (при этом он стал на колени и таким образом оказался вровень со мной). И тут я почти машинально выхватил у него этот листик — так выхватывают что-то опасное из рук ребенка.
— Это растение несъедобно! — сказал я.
— Да ведь это обычная мята! — возмутился он. — Она здорово успокаивает живот.
— Но это вовсе не мята! — воскликнул я.
— О чем спор? — заинтересованно спросил маэстро.
Грациано рассмеялся:
— Каков мальчишка! Еще учит меня! Говорит, что если я съем эту травку, то умру.
— Не умрете, — возразил я. — Но уже к вечеру у вас будет выворачивать живот, и несколько дней вы будете болеть.
— Но это самая обычная мята! Я всю жизнь ее жую, когда у меня колики!
— Нет, не мята! — упрямо твердил я. — Похожа на мяту, но не мята.
Маэстро сорвал растение и принялся внимательно его рассматривать.
— Откуда ты это знаешь, Маттео? — с любопытством взглянул он на меня. — Как ты узнал?
В наших отношениях с ним что-то изменилось. Теперь в его вопросах не было ни доли сарказма. Он не издевался над тем, что я, жалкий мальчишка, могу знать что-то такое, чего он не знал сам.
— Эта трава похожа на мяту, но растет совсем в других местах, — пояснил я ему.
— Но ведь существует много разновидностей мяты, — сказал маэстро, — разных оттенков, от изумрудного до почти желтого… Взять, например, белый ясенец, тот, что с мелкими цветочками. Он растет на Крите. Может, это просто какой-нибудь новый вид?
— Нет, потому что рисунок на тыльной стороне листка здесь совсем не такой, как у мяты! — Я огляделся по сторонам и, найдя настоящую мяту, оторвал листик и показал ему. — Видите?
— Вижу, Маттео! — Он взял у меня листик. — Он разноцветный! — И медленно повторил, чтобы я смог запомнить: — Разноцветный!
Я кивнул, показывая, что запомнил новое слово.
— Это значит, что лист неоднороден по цвету, — пояснил он, вертя листик в руках. — Наверное, это видоизмененная мята… а может, наоборот, мята произошла от него? Вот что во всем этом самое интересное.
— Но мяту использовали в кулинарии с достопамятных времен! — упрямился Грациано. — Все знают, что она помогает пищеварению.
— Но эта трава мешает пищеварению! — не менее упрямо повторил я. — Мы давали ее больным животным нарочно, чтобы вызвать рвоту!
— Грациано! — сказал маэстро. — Напомни мне, пожалуйста, когда у тебя заболел живот?
— К чему напоминать! — засмеялся Фелипе. — Да всему свету это известно!
— Два года назад, летом, когда мы были под Миланом.
— Я занемог своей обычной летней болезнью. Когда влажно и душно, я всегда чувствую себя неважно. И тогда мне посоветовали пожевать лист мяты. Я последовал этому совету, и мне полегчало. С тех пор всегда жую мяту, если случается ее найти.
— С тех самых пор ты и мучаешься животом! — воскликнул маэстро. — Разве ты не понимаешь, что произошло? Ты заболел, тебе прописали мяту, и мята помогла. Но потом, когда мы пустились в путешествие, ты постоянно жевал не настоящую мяту, а вот эту, фальшивую. И вместо того чтобы избавить тебя от страданий, она лишь усугубляла их.
— А еще вы слишком много едите! — добавил я.
И это было правдой. Накануне я сам видел, как плотно он поел на ночь.
— Если станете заполнять желудок прямо перед сном, то с утра будете страдать животом.
— Проще выражайся, Маттео! — расхохотался Фелипе.
Маэстро присоединился к нему. Я переводил взгляд с одного на другого. Мне и в голову не пришло, что я сказал что-то смешное.
Маэстро хлопнул меня по плечу:
— Устами младенца глаголет истина!
Грациано повесил голову в притворном раскаянии:
— Не могу отрицать, что вкушать пищу для меня — огромное наслаждение!
— Меньше ешь на ночь, и тогда завтрак будет приятнее! — посоветовал Фелипе.