Печать света

— Да-да, я помню это древо. Ваша бабушка получила его от меня. Она увидела как-то оригинал и попросила копию. — Фрау осторожно встала и направилась к дверям в дальнем конце гостиной. Массивные дубовые двери распахнулись неожиданно легко, и с уст Мири сорвался возглас удивления. Кабинет оказался больше гостиной. Высокие потолки вплотную подпирались солидными книжными шкафами. Подле окна нашлось бюро и кресло розового дерева. Фрау опустилась в кресло, поставила ноги на скамеечку и указала Мири на стену напротив. Единственную не занятую шкафами часть стены от потолка почти до пола покрывали рамки. Здесь были и старинные документы, и фотографии, и несколько картин. Мириам с любопытством разглядывала черно-белые снимки усатых господ, которые могли похвастаться военной выправкой и живописными мундирами. Им соответствовали дамы с высокими прическами и пышными юбками. Среди более современных цветных фотографий Мири с удивлением узрела собственную счастливую рожицу под академической шапочкой: снимок сделан в день окончания университета.

— Обещайте прислать мне вашу свадебную фотографию, милая, — сказала старушка, с нежностью глядя на теснившихся рядом предков и потомков.

— Если выйду замуж, то непременно, — отозвалась Мири и сама мимоходом удивилась этому «если».

— Скажите, фрау Легерлихт, а когда было нарисовано… создано это древо?

— Давно. Еще до Второй мировой войны. Многие понимали, что времена наступают смутные, и хотелось как-то сохранить память… Его составил по архивным документам мой отец.

— Хорошо, что у бабушки оказалась копия, написанная на современном языке. Этот готический шрифт очень красив, но его очень трудно читать, — заметила Мири, разглядывая висевший на стене оригинал.

— Да-да, тут я согласна. Копию сделал герр Рольф, как раз для удобства.

— А кто такой герр Рольф?

— Этот господин пришел ко мне несколько лет назад. Он историк, служит в каком-то из берлинских музеев. — Фрау заколебалась было, но потом все же продолжила: — Мне показалось, что он несколько… что слишком много внимания он уделяет славному прошлому германского народа. Впрочем, история всегда повторяется и, говорят, такие взгляды опять в моде.

— Теория превосходства арийской расы? — насмешливо спросила Мири. Фрау промолчала, и девушка сочла нужным добавить: — Я, к сожалению, не знаю своего отца… но моя мама еврейка, а этот народ известен тем, что возводит собственную избранность в принцип исторического факта и кладет его же в основу религии и мировоззрения, так что не мне судить… Просто я считаю, что каждому надо воздавать по делам его, а не по наследию предков. И уж тем более не по крови.

Фрау улыбнулась, как показалось Мири, несколько снисходительно, и продолжила рассказ:

— Так вот, герр Рольф интересовался историей нашего рода, особенно истоками и периодом двадцатого века.

— А что там с истоками? — спросила Мири, склонив голову и разглядывая неудобочитаемую готическую вязь. — Короли, герцоги?

— Мы в родстве с Габсбургами, — гордо сказала фрау Легерлихт. — Той ветвью, что дала короля Рудольфа Второго. Он правил Священной Римской империей во второй половине шестнадцатого — начале семнадцатого века.

— Э-э… — показывать свою историческую дремучесть не хотелось, но Мири все же переспросила: — Римской империей? Разве к шестнадцатому веку она уже не того…

Старушка улыбнулась снисходительно:

— Конечно, это всего лишь громкое название, призванное подчеркнуть преемственность, традиции и прочие полезные для государства вещи. Фактически это были германские земли, Венгрия, Чехия, Австрия.

— Ага, понятно!

— Так вот у короля Рудольфа было пять братьев, от одного из них и идет наш род.

— Это круто, — заметила Мири. — И знаете, обидно, что в двадцатом веке многие ветви закончились. Люди не оставили потомков.

— Это было непростое время, — вздохнула фрау Легерлихт. — Две войны за один век. Многие погибли, кто-то остался бездетным, кто-то не рискнул рожать больше одного ребенка. У меня самой только одна дочь и один внук… Зато правнуков — четверо, — она с улыбкой взглянула на фото, где толпились вокруг праздничного стола члены ее семьи.

— Да… А вот смотрите, здесь тоже было четверо детей, еще до Второй мировой: три девочки и мальчик. Их отец Пауль постарался. А их дядя — Карл фон Райнц — умер бездетным. Братья — а такие разные.

— Они жили в Моравии, — сказала фрау Легерлихт задумчиво. — Я знаю, потому что Карл приходил в наш дом, когда они с Клаусом перебрались в Прагу.

— У него был сын?