Печать Владимира. Сокровища Византии

Пройдя половину площади, венецианец простился со своей спутницей по латинской моде, то есть сделав неглубокий поклон и поцеловав руку, и не спеша направился ко дворцу. Кликнув стражника, Артемий приказал воину выйти навстречу Ренцо: дознаватель и так слишком долго ждал! Старший дружинник видел, как отрок передал приказ венецианцу, и уже хотел покинуть свой наблюдательный пункт, но появившийся во дворе Братослав остановил Ренцо.

– Сеньор, я требую объяснений! – срывающимся от гнева голосом крикнул Братослав.

Красный кафтан и воинственная поза придавали ему сходство с петухом. Такое вызывающее поведение в присутствии стражников было полным безумием. Кроме того, Братослав унижал собственное достоинство, вступая в конфликт с нечестивым латинянином! Право, князь прав, утверждая, что ревность заставляет этого человека забывать о чести.

– Не сейчас, мессир Братослав, – спокойно ответил венецианец. – Советник князя желает меня допросить.

Разгневанный Братослав прикусил губу.

– Но хватит ли у тебя мужества встретиться со мной в следующий раз? – резко бросил он. – Ты не проведешь меня своей болтовней! В отличие от своей невесты я равнодушен к твоим за уши притянутым историям. Я хочу посмотреть, столь ли остр у тебя меч, сколь язык!

– Я владею многими видами оружия, – ответил Ренцо. – Но не думаю, что для решения нашего спора потребуется скрестить клинки, мессир! В следующий раз мы можем это обсудить!

Пока Братослав брызгал слюной от ярости, стоя с наполовину обнаженным мечом, Ренцо быстро взбежал по ступеням крыльца. Через несколько мгновений стражник ввел его в кабинет Артемия. Сняв берет, венецианец сделал глубокий поклон и сел на высокий неудобный стул. Дознаватель был погружен в свои записи. Но венецианец, нисколько не смущенный молчанием и суровым выражением лица старшего дружинника, по-прежнему пребывал в благодушном настроении. В конце концов он заговорил первым:

– Если мессир Артемий позволит, я пересяду, – сказал он по-гречески с ярко выраженным акцентом. – Это сиденье предназначено для бесформенных созданий, у которых ноги растут прямо из шеи. Если такие люди есть на Руси, то они могут заинтересовать меня, как путешественника.

Артемий зыркнул на гостя, чуть не испепелив его взглядом, и Ренцо поспешил добавить:

– Поскольку я не принадлежу к птичьему двору, то мне неудобно сидеть на этом насесте. С твоего позволения…

Ренцо взглянул на единственное в помещении кресло, но, выбрав обычный табурет, расположился на нем. Дружинник по-прежнему хранил молчание.

– Полагаю, мы будем говорить о знаменитых драгоценностях Феофано, – произнес Ренцо.

Улыбка наконец сползла с лица венецианца, да и молчание дружинника начало тяготить гостя.

– Как ты об этом узнал? – ровным спокойным тоном спросил Артемий.

– Слышал сегодня, как об этом сообщил князь. Я был вместе с молодыми людьми, которые праздновали сговор. Это очень забавный праздник, мессир. Мне подарили капусту… И я должен был выбрать невесту…

– Достаточно, – прервал Артемий. – Твои завоевания меня не интересуют. Расскажи подробно обо всем, что ты делал вчера, в период между послеобеденным отдыхом и вечерним пиром. И прекрати называть меня мессиром!

– Я все время находился вместе с другими гостями, боярин, – примирительно ответил Ренцо. – Тебе не составит труда это проверить. Ну… Все время, кроме часов послеобеденного отдыха. Тогда я был один в саду. К сожалению, девушки, занимающей мои мысли, не было со мной. Она не сможет подтвердить мои слова. Однако все же я провел время намного приятнее, чем если бы выслеживал простофилю стражника и проник в покои принцессы, чтобы украсть драгоценности, которые невозможно продать. Уф!.. Дама из Константинополя, которая учила меня языку, может мною гордиться!

– Да, для уроженца Италии твой греческий совершенен…

Сделав несколько записей, Артемий продолжил расспрашивать Ренцо о том, как он проводит время в Смоленске, попутно задавая вопросы о пребывании венецианца в Константинополе. Как и следовало ожидать, ответы Ренцо становились весьма уклончивыми, когда старший дружинник расспрашивал о прошлом. В то же время венецианец охотно делился впечатлениями о коротком пребывании во дворце князя. Одна мелкая деталь поразила Артемия, но он не мог прямо спросить Ренцо об этом. В конце концов дружинник вернулся к тому моменту вчерашнего дня, когда венецианец был один.

– Ты уверен, что никто не составил тебе компанию в часы послеобеденного отдыха? Не стремишься ли ты выгородить боярышню Мину? Только не говори, что заботишься о ее репутации. Скоро ты покинешь Смоленск и больше никогда с ней не увидишься.

– Твоя прямота граничит с бестактностью, боярин! Что бы ты там ни думал, этого прелестного создания не было со мной. Надеюсь, ты не станешь засыпать ее вопросами и грубо обращаться с ней. Это очень нежный цветок! Я хочу сорвать его, пока он не увял.

В начале допроса Артемию удавалось как-то подавлять инстинктивную антипатию к венецианцу, но сейчас он чувствовал, как в нем опять закипает отчаяние.