Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?

Дома ученики перечитывают те сцены, которые вспоминает Андрей Болконский, и через несколько дней в классе пишут сочинение. При этом все эпизоды, кроме возвращения Болконского и смерти маленькой княгини, уже были предметом наших размышлений. Мы даже прослушали две грамзаписи в исполнении Дмитрия Николаевича Журавлева. Болконский на поле Аустерлица и Болконский в Отрадном. Задача сейчас в том, чтобы найти, что все эти минуты объединяет, и объяснить, почему среди лучших минут жизни Андрея Болконского мертвое укоризненное лицо жены. Естественно, ключ к сочинению (чтобы понять это, нужно прежде всего выяснить, а что же эти минуты объединяет) я даю. Но при этом, даже учитывая, что остальные эпизоды были на уроках в классе тщательно проанализированы, сочинение подобного рода – творческая задача, оно не заставляет повторять то, что было на уроке, а ведет в глубь романа. В 1997 году сочинение писали 68 человек. Восьмерым из них я поставил двойки, а это около 8%. В сочинениях этих учеников пересказывался жизненный путь Андрея Болконского, благо он изложен в учебнике, но ни слова не было сказано ни о том, что объединяет эти минуты, ни о том, почему среди них мертвое укоризненное лицо жены. (После анализа сочинения все они должны были выполнить работу аналогичного типа.) Вот одна из причин, по которым сочинения такого типа часто не принимают учителя словесности: в них никогда не бывает тех нужных положительных результатов, которые дают традиционные темы. Но в них всегда такие положительные результаты в работе ума и сердца, о которых и грезить не могут те учителя, которые дают традиционные сочинения. За все годы, что я даю это сочинения, всегда встречаюсь с двумя роковыми ошибками. Одна из них в том, что лучшие минуты подменяются счастливыми. Но они лучшие, а не счастливые. Больше того, они во многом горькие.

Практически все, кто раскрывают тему, понимают, что лучшие минуты жизни Андрея Болконского – это переломные минуты его жизни. Меньше было тех, кто сказал о том, что это были минуты познания истины, когда открывается новый смысл жизни. Помню, когда 45 лет тому назад я впервые предложил эту тему, одна девочка, не блиставшая на уроках литературы, написала очень коротко и емко: «Лучшие минуты жизни Андрея Болконского – это минуты, когда он как человек становился лучше».

Приведу несколько наиболее удачных выписок из сочинений 2004 года.

...

«Это минуты, когда он осознает, что шел ложным, обманным путем, рушится иллюзия, и раскрывается возможность заново пережить свою жизнь. И каждый раз он верит, что теперь он не обманется, найдет свой истинный путь. И благодаря этим минутам у него появляются новые возможности в нем самом».

«Это минуты прозрения, познания самого себя. Эти минуты изменили его внутренний мир, стали этапами на его жизненном пути и были вспышками прозрения истины».

«Это не самые счастливые, а те, которые стали точками прозрения истины в его жизни, которые изменили его внутренне, изменили его мировоззрение».

Действительно, в эти минуты Андрей Болконский видит мир новыми глазами. (Далее курсив мой. – Л. А.) «На Аустерлицком поле он хотел, чтобы его возвратили и жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь». После свидания с Пьером для князя Андрея «началась хотя по внешности та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь». И в Отрадном «в душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни».

Однажды один из авторов сочинений обратил внимание на то, что во все эти минуты Толстой говорит о душе:

...

«Все эти минуты связаны с тем, что происходит в его душе. На поле Аустерлица он увидел Наполеона, но в эту минуту Наполеон казался ему маленьким ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом…»

Находясь возле умершей княгини, он почувствовал, что «в душе его оторвалось что-то». После разговора с Пьером «что-то давно заснувшее, что-то лучшее, что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе». Ночью в Отрадном «в душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд».