Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?

«Мы просто приспособимся к новому образу жизни – когда то здесь, то там взрывают (никому не известное) кафе или захватывают вдруг в заложники школу… ужасно, конечно, омерзительно, доколе продлится это поганство! – но ежедневные дела так неотложны, и эпицентр событий так далек. И потом все это уже было как-то, худо-бедно, но обошлось, спецназ разобрался… или ОМОН? Да, жертвы – это ужасно, но ведь и это все было: в Беслане, кажется, были сотни жертв…

Наверное, человечество иначе не умеет. Наверное, оно слишком велико. Наверное, оно слишком загружено повседневными своими делами, чтобы оставить хотя бы маленький кусочек души своей на что-то “постороннее”, “непрактичное”, на то, что “ни съесть, ни выпить, ни поцеловать” – на сострадание, на сопереживание, на милосердие…

И боюсь, это не “плохо” и не “хорошо”. Это – так. У нас нет в запасе другого человечества – только такое: готовое, если понадобится, умереть за своего ребенка, да что там за ребенка – за сорокачасовую рабочую неделю готовое умереть, но решительно не способное палец о палец ударить ради “дальнего своего”».

Я был поражен. Об этом же писали в своих сочинениях, которые я сейчас читал, мои ученики:

...

«Мы живем как бы вместе, но в то же время как бы каждый сам по себе, отдельно. Чаще всего мы не видим и не слышим друг друга, а чьих-то страданий даже и не подозреваем и не мыслим, что, может, это где-то рядом, что несчастье может произойти не только там где-то, но и здесь, вдруг, возможно (не дай Бог!) с нами».

Но… не только по санаторию, о чем я уже писал, но и по многолетней работе в школе, в том числе с родителями, слишком хорошо знаю, что и умереть, если понадобится, за ребенка своего тоже не абсолютная норма, особенно если это касается мужчин. Когда многие и многие из них скрываются всего лишь от алиментов.

Но главное, я не могу принять эту констатацию как неизбежную норму. То, о чем писал Достоевский в последних снах Раскольникова и Чехов в «Крыжовнике» о человеке с молоточком, мне куда ближе: ведь там предупреждение и необходимость противостояния, иначе гибель человечества, самоликвидация.

Инна Вишневская после смерти великого актера вспоминала о Михаиле Ульянове:

...

«Знаешь, – говорил он мне (а мы были на ты с послевоенных лет), – как меня поразила история “Курска”. Кто-то рассказывал мне про стук в обшивку. Мне кажется, вопреки всему, что это был стук сердец. Вот если бы так стучали в ответ наши сердца. Чтобы не внешний сюжет занимал нас, не интрига, не новая пьеса. Нет, этот пепел Клааса, который всегда стучит в сердце вольных людей».

И мне понятна идея соборности, понимаемой как духовное единение людей друг с другом вне зависимости от всяких государственных и политических структур. Идея сутью которой, по словам С. Н. Булгакова, является «нахождение себя в единении с другими». И понятие это шире только его религиозного понимания. В сегодняшнем нашем атомизированном обществе все это приобретает особое значение. Ведь, по словам Владимира Соловьева, «всеобщий эгоизм и анархия, множественность отдельных единиц без всякой внутренней связи» не могут не привести к «самоистреблению человечества». Отсюда так важны сплачивающие, собирающие начала.