Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?

Однажды собрался класс, в который 44 года назад (следовательно, была эта встреча в 1996 году), окончив педагогический институт, я пришел в свой первый учебный день. Они были тогда в девятом, я был старше их лет на 6–7. Нам было что вспомнить. Была общая, объединяющая всех жизнь в школе, расположенной на самом краю Москвы: речонка, которая обозначала тогда границу Москвы и Московской области, текла почти под самыми школьными окнами. Это была единственная тогда в Москве школа, где в старших классах учились вместе мальчики и девочки: просто поблизости не было другой. Были походы – один лыжный – в Бородино и Петрищево, где мы провели ночь в доме, в котором свою последнюю ночь провела Зоя Космодемьянская, и в Ясную Поляну, Поленово. Были школьные вечера, долгие разговоры после уроков.

Но вспоминать свои уроки литературы мне было сейчас горько, о чем я и сказал всем собравшимся, хотя меня благодарили за то, что я хорошо подготовил к экзаменам, что только усугубляло эту горечь. А дело было в том, ради чего я преподавал литературу. Я был убежден тогда, что главная моя задача – дать ученикам хорошие знания по предмету. Естественно, знания понятные, осмысленные. Ho именно знания.

И первая моя методическая статья, напечатанная в журнале «Литература в школе» в 1956 году, была канонической методической статьей. Она была посвящена записям в тетради по литературе.

...

«Мы стремились, чтобы каждый урок отражался в тетради в виде тех или иных записей, которые бы помогали ученику подготовить домашнее задание, подготовиться к сочинению, повторить пройденный материал».

Через несколько десятилетий я узнаю об опорных сигналах Шаталова.

В том же 1956 году в «Новом мире» был напечатан большой мой очерк «Живое и омертвевшее». Меня тревожило неблагополучие многих сторон школьной жизни. Неблагополучия в преподавании литературы я пока еще не ощущал. Но постепенно прозревал. И это прозрение привело меня к совершенно новому взгляду на работу учителя литературы. Впервые я публично выразил это пятьдесят лет назад, в 1969 году, почти одновременно в журналах «Новый мир» и «Литература в школе». Там напечатаны мои статьи, где обо всем этом было сказано, что называется, во весь голос. Позволю себе процитировать начало статьи в «Новом мире».

...

«Самый страшный враг уроков литературы – холодное равнодушие. Когда судьба Татьяны Лариной волнует учеников куда меньше, чем подбор цитат к ее характеристике, когда об Андрее Болконском девятиклассники рассказывают с тем же спокойствием, что о сумме или разности квадратов катетов, тогда работа учителя литературы обессмысливается: обескровленные, омертвленные образы не учат и не воспитывают.

Мы вывешиваем на стенах школьных библиотек и кабинетов литературы высказывания писателей о силе книг, об испепеляющем жжении поэтического слова, но как часто на наших уроках серая безучастность приглушает биение горячего человеческого сердца.

Когда жизнь, борьба, мучительные искания, душевные трагедии героев книг, о которых мы говорим на уроках, не волнуют класс, оставляют его спокойным, тогда уроки литературы становятся не дорогой в большой мир искусства, а препятствием на пути к нему».

Конечно, на этих статьях стоит печать времени и того, что для меня самого это были лишь первые шаги на новом пути. Не со всем, что тогда написал, я согласен сегодня. Но так определился мой путь как учителя, методиста, публициста. Путь на последующие пятьдесят лет, итогом которых и является эта книга, написанная человеком, все эти годы работавшим в школе. Путь от ученика – к человеку. К человеку – через читателя.