Педагогика для всех

Мифы мифами, споры спорами, но что же нам делать? Мы должны воспитывать детей, мы должны понимать их. Мы встречаемся со злыми чувствами, с жадностью, завистью, агрессивностью, неблагодарностью, грубостью. Откуда они в душе нашего маленького ребеночка? А что, если мы, не зная механизма происхождения дурных чувств, сами укореняем их в душе подобно тому, как прежде врачи не мыли руки перед операциями и сами заражали больных смертельными инфекциями, удивляясь потом, откуда эта напасть?

39

Посмотрим, как ребенок учится говорить. Ведь язык гораздо сложнее, чем те моральные заповеди, которые мы внушаем детям. Однако малыши за три-четыре года осваивают его почти без вмешательства родителей, без наказаний и поощрений.

В определенное время у ребенка появляется потребность произнести слово; он лепечет, потом лопочет, потом "экает", потом говорит "мама" или "победа". Когда маленький Матвей съедал свою кашу до конца, мама поднимала его руки, как судья на ринге, и весело кричала: "Победа! Победа!" И мальчик выучился кричать "победа", когда съест кашу, а уж потом освоил все другие слова. Навстречу детской нужде говорить идут взрослые, разговаривающие с ребенком или между собой. Если бы не было внутренней нужды или если бы ребенок не слышал речи взрослых, то он не стал бы говорить.

Примерно по такой же модели приходят к ребенку все его психические качества: движение изнутри (направленное! к цели!) встречается с движением внутрь, словно две строительные бригады идут навстречу друг другу. Образуется тоннель - цели сливаются, качество закрепляется. Старания "привить" нечто без встречного движения изнутри бесполезны. Получается не тоннель, а подкоп, мы не воспитываем, а подкапываемся, причем подкоп в никуда - хоть всю жизнь рой.

И пропадает всякое движение души, дурное или доброе, если оно не сливается с таким же встречным движением от внешнего мира. Только доброе с добрым дает добро, только дурное с дурным складывается во зло. Только нащупав росточек доброго, можем мы добром усилить его.

Все, что есть в ребенке, возникает в результате двух встречных движений - изнутри ребенка к миру и от мира внутрь ребенка.

Это неудобно, это сложно, но это так. Воспитывая, мы держим под контролем лишь свои действия, направленные на ребенка, и удивляемся, отчего иногда у нас получается, а иногда нет. Да потому, что мы не учитываем внутреннее движение, не умеем влиять на него, не умеем создавать его, пробуждать.

Мир действует на душу человеческую не так, как Амур, который выстрелил из лука, попал в сердце - вот и любовь. Все сложнее.

Сознательно, по воле своей мы действуем на ближайший к нам конец тоннеля, а невольно - интонациями, прикосновениями, манерами - мы в то же самое время действуем на тот, дальний конец, вызываем неподвластные нам душевные движения, добрые или злые чувства. Неподвластные в том смысле, что мы не все умеем и контролировать.

40

Ну конечно же, мы сами сеем зло, кто же еще.

Зло в душе ребенка рождается примерно так же, как болезни. В медицинской энциклопедии можно прочитать: есть лишь две причины болезней - поломки и защита. В глаз попадает мельчайшая песчинка, организм поднимается на борьбу с ней, глаз опухает - это идет война с песчинкой, и человек остается без глаза. Отчего? От песчинки? От защиты?

Мельчайшие песчинки - это наши грубые, неосторожные прикосновения к ранимой, тоньше глаза организованной душе ребенка, о котором мы думаем, что он ничего не понимает и потому все вытерпит. Благодаря жертвам многих ученых мы наконец научились мыть руки, а многие мамы гладят горячим утюгом пеленки - изо всех сил охраняют ребенка от невидимых микробов. И постоянно рассыпают песчинки зла. Душа, как и организм, не знает пределов необходимой обороны, она видит угрозу в мельчайшем повышении тона, в едва заметном неудовольствии мамы, в чуть небрежном прикосновении, в ослаблении чувства любви - может, просто от усталости мама сейчас не так сильно любит. Но душа маленького поднимается на защиту, в ней зарождается очаг обороны, очаг зла. Мы, бывает, отвечаем тем же, мы тоже защищаемся, мы тоже люди, и пошел раскачиваться маятник, и быстро проходим мы вместе с ребенком тоннель зла: злое чувство изнутри встречается со злым чувством извне.

Но если отчего-либо, от невидимой песчинки вспыхнувшее злое чувство не встречает ответного зла, то нет и тоннеля, злое чувство растворяется, исчезает.

Прибегает со двора трехлетняя девочка-крепышка, ножки толстенькие, как у слоненка, кричит маме ни с того ни с сего, задыхаясь от возбуждения:

- Ты, ты, ты - собака!

Услышала во дворе.

Что на это ответить? Отшлепать, чтобы не смела так разговаривать с матерью? И что из нее вырастет, если она в три года может сказать матери - родной матери, вы подумайте только, что за дети пошли! - может сказать родной матери "собака!"

Но мама:

- Ох ты моя хорошая! - и улыбается. - А ты знаешь, кто ты у меня? Ты - зайчик!

- А ты, а ты, а ты, - захлебывается от возмущения девочка, - а ты... белочка!

И все. И пропал запал. Нет тоннеля. Нет злого чувства.