Пейзаж, нарисованный чаем

Так вот, эта немудреная сказочка, – заключил свою речь мой незнакомый собеседник, – не заслуживала бы внимания, не будь возможности ее переложить, придавши ей особый смысл. Не следует толковать ее буквально. Тот свет и сады, в которых гуляет сын вдовы, – ведь это мир наших мыслей, чувств, воспоминаний. Разве неясно с первого взгляда, насколько это все неземные вещи, далекие от нас самих, ведь мы – не более чем их якорь на этом свете. А сын ее в этой сказке не что иное, как ее мысль, любовь или воспоминание, ибо что такое наши воспоминания и влюбленности, как не наши дети в иных мирах? Все это, как я уже говорил, и зависит и не зависит от нас. Иногда стоит нам улыбнуться – и там, в нашей памяти, в нашей любви, засияет солнце, подарим женщине ребенка – и там, в наших мыслях, завяжется плод познания, а наши земные слезы могут развести слякоть где-то далеко, в нашей душе… Возможно, я не сумел понять все, что можно понять из этого рассказа, но…

– Но это не причина, чтобы не выпить еще по рюмочке. – Я перевел разговор в другое русло, мы чокнулись, и я с рюмкой в руке повернулся к тем, кто сидел рядом. При этом я думал: «У этого не иначе как даже из задницы уши торчат, надо с ним поосторожней!»

Но тот, к кому я обернулся (тоже однокашник, вообще говоря, жулик способный и стул из-под себя украсть), сразу перешел к делу и сообщил, что Атанас Свилар (вот оно наконец, так прочно забытое имя) недавно вместе с группой деловых людей из США удостоился приема у нашего Президента. Представь себе, Атанас Свилар, которому раньше и жениться-то было не на что, а где уж газету купить – и вдруг в резиденции на Дединье, в Белом дворце, у самого Президента Социалистической Федеративной Республики Югославии.

– Мне, как и тебе, – продолжал он, следя за тем, чтобы американский гость нас не услышал, – всегда казалось, что у этого Атанаса Свилара мозги враскорячку. Но видишь, как мы ошиблись! Представь, его фамилия вовсе не Свилар, его настоящее имя – Афанасий Федорович Разин. Ни больше ни меньше! Точно у русского князя или у их казацкого Царя, что пьет водку, запрокинув голову, прямо из бутылки, держа ее за горлышко в зубах. Недаром мать с детства называла его на «вы»! Видишь, истина-то не в корзинке и не в мерке, а в чугунной гирьке!

Русская фамилия нашего Афанасия затерялась где-то в Сибири вместе с папашей. Мать его вернулась из России в Белград и чего только, говорят, не вытворяла, чтоб избавиться от ребенка, но все же Афанасий появился на свет. Итак, вместо того, чтобы глушить водку, разбивая стакан о шпору, а тарелку швырять в потолок, мальчик вырос, ничего не ведая о своем происхождении, несчастным Тасой Свиларом с голубыми глазами, глядящими словно сквозь лед. Ну, например, ему и в голову не приходило, что шутливая история об известном московском математике, которая обошла весь Белград, относится к его родному папочке. Что же касается самого отца, Федора Алексеевича Разина, то после него в России осталась роскошная московская квартира, в которой всегда царят осенние сумерки, и упомянутая однажды в петроградскую субботу

ПОТЕШНАЯ ИСТОРИЯ О ФЕДОРЕ АЛЕКСЕЕВИЧЕ РАЗИНЕ.

В сталинские времена жил-был в Москве один видный математик. Звали его Федор Алексеевич Разин. Когда-то он был красавцем и прекрасно пел, теперь же ему было не до песен, у него был полный рот иссохших зубов, а улыбка, подобно откушенной краюшке, еле-еле держалась в левой половине челюсти.

Как это иногда бывает в жизни, поражения его врагов в области математики были использованы другими коллегами; собственные же его поражения обернули в свою пользу его друзья. Бог знает, с каких времен в университете, все еще крепкий, хотя и одной ногой шагнувший в старость, он любил говаривать:

«Теперь каждому сопляку, изволите ли видеть, пятьдесят лет!» До крайности нескладньш в жизненных делах, отец нашего Атанаса Свилара был явно не от мира сего и до такой степени погружен в математику, что по всей Москве ходили изречения профессора Разина, вроде следующего: «Хорошее вино должно оставлять во рту терпкий вкус математической ошибки».

Так вот, в одно прекрасное утро Федора Алексеевича Разина посетил в его кабинете совершенно незнакомый ему человек. В руках у него была колода карт из тех, что делаются по изображениям святых на иконах Он разложил их по столу Разина, причем первым вышел Николай Угодник; потом бросил святую Параскеву Пятницу, святого Илью Громовержца и остановился на Святом Духе. Затем посетитель, человек совсем молодой, сообщил, как бы мимоходом, что огромный международный авторитет профессора налагает большие обязанности на всех, в том числе и на самого Федора Алексеевича. И без малейших обиняков предложил Разину вступить в коммунистическую партию. Собравши одним движением со стола все карты, кроме святого Николая, он заключил, придвинувшись к Федору Алексеевичу вплотную: