Пейзаж с ивами

Он снова сел, взял кисточку для письма и заполнил бирку. Скрепив документ печатью, он протянул его Чао Таю:

– Вам, тайвэй, вместе с тайвэем Ма надлежит принять соответствующие меры. Вы, Tao Гань, от моего лица будете присутствовать при совершении казни и составите отчет для канцелярии. – Судья стукнул по столу молоточком.

Два стражника подошли к Ху, но он не видел ничего вокруг, поглощенный созерцанием кольца. Крупный сапфир разбрасывал синие огоньки. Один из стражей похлопал Ху по плечу. Тот повернулся и, ссутулясь под широким одеянием для охоты, безропотно позволил себя увести.

– Суд снова соберется завтра утром, – объявил судья Ди. – Тогда обвиняемый доктор Лю и выслушает приговор. Его ожидает длительное тюремное заключение за дачу ложных показаний, сокрытие важных сведений и нарушение профессионального долга. В суде объявляется перерыв.

Он еще раз ударил молоточком, встал и, спрятав руки в широкие рукава, направился к двери. Все присутствующие застыли в почтительном молчании.

Глава 20

Стражники у ворот военного суда соорудили над сиденьем паланкина судьи Ди небольшой холщовый навес. Пока его несли во дворец, судья, откинувшись на подушках и высунув наружу правую руку, с удовольствием ловил холодные дождевые капли.

Только сейчас он понял, до какой степени измотан. Он попытался сосредоточиться на заседании суда. Зал со сверкающими фонарями казался таким же призрачным и неуловимым, как сцена из недавнего сна. Сумбурные мысли путались. Все вокруг теряло очертания, и у судьи было ужасное ощущение, будто его несут в паланкине уже много дней и так будет продолжаться вечно, ибо он угодил в замкнутый круг. Под ложечкой противно засосало. Судья крепко прижал кончики пальцев к вискам. Тошнота медленно прошла, но чувство бесконечной усталости и полной тщеты всех усилий не исчезло. Он задумался: что это – естественная реакция на три недели страшного умственного и физического перенапряжения или признак надвигающейся старости?

Погруженный в мрачные мысли, судья лениво глядел на пустынные мокрые улицы. То здесь, то там в окнах темных, безмолвных домов вспыхивали огоньки. Вскоре в столице восстановится привычное течение жизни и она вновь станет шумным, кипучим городом. Но и эта мысль не развеяла глубокой грусти.

Только услышав громкие, протяжные крики, судья вдруг выпрямился и посветлел. Впереди послышался стук деревянной трещотки. В неверном свете болтающегося у паланкина фонаря появилось мокрое морщинистое лицо очень старого человека. Старик нес корзину с аккуратно сложенными листками промасленной бумаги. Худые обнаженные руки, торчавшие из потрепанных рукавов, свидетельствовали не только о глубокой старости, но и об ужасной нищете.

– Прочь с дороги! – рявкнули стражники.

– Остановитесь! – приказал им судья. —Я возьму один, – обратился он к первому уличному торговцу, увиденному за последние три недели.

– Пять медных монет или четыре за штуку, если вы возьмете два, благородный господин! – Старик бросил на судью хитрый взгляд из-под лохматых седых бровей. – Самая лучшая промасленная бумага – защищает как от дождя, так и от солнца! Возьмите два листа, мой господин, к вечеру цена поднимется!

Судья взял один лист и достал из рукава серебряную монету.

– Желаю удачи! – сказал он торговцу.

Старик схватил серебро и затопал прочь по мокрым булыжникам, боясь, как бы сумасшедший господин не раскаялся в своей щедрости. И только удалившись на безопасное расстояние, он опять с силой ударил в трещотку.

Судья, улыбаясь, укрыл промасленной бумагой мокрые туфли. Теплая волна гордости смыла всю его усталость и тревогу – огромной гордости за людей, служить которым ему выпала честь. Три бесконечно долгие недели они ютились в своих жалких хибарах – полуголодные и скованные тупым страхом перед неумолимым, невидимым врагом. Однако при первых же признаках перемен к лучшему они вышли на улицы – не сломленные, мужественные люди, полные оптимизма и готовые торговаться из-за нескольких медных монет, необходимых, чтобы купить скромную миску риса.

Прибыв во дворец, судья милостиво отвечал на радостные приветствия всех служащих, кого встречал на пути на четвертый этаж.

Прежде всего он поспешил выйти на мраморный балкон. Стоя у ограды, судья сквозь пелену дождя наблюдал, как в городе зажигается все больше и больше огней. И вдруг до него донесся низкий голос большого бронзового гонга буддийского храма. Монахи начинали возносить благодарственные молитвы.

Судья вернулся в комнату, снял тяжелое церемониальное облачение, а высокую шапочку с крылышками заменил маленькой и скромной. В простом домашнем халате он сел за письменный стол, растер тушь и, взяв кисточку, набросал послание старшей жене в том чопорном, суховатом стиле, что надлежало соблюдать в переписке между мужем и женой.